Судьба моя сгорела между строк

«Марусек, если бы ты только знала, как я беспокоюсь. Ты уехала 20-го, а сегодня 23, от тебя ни строчечки. Что все это такое? Если сегодня до 2-х часов не будет письма, я пошлю телеграмму. Солнышко мое, как ты меня мучаешь своим молчанием… Напиши мне хоть открыточку, не надо меня так томить. Ты мне сегодня снилась, а как не помню, только страшно. Я еще вчера должен был получить от тебя, я не знаю, как ты добралась, благополучно или нет, я так волнуюсь, что во мне нет живого места. Вчера целый день я прибирал книги, (полки) забил сзади фанерой, очень красиво вышло, тебе понравится. Книги из шкафа я вынул и сложил на ящик в углу между шкафом с зеркалом и дверью. Начал приборку в 12, а кончил в 10 вечера… Господи, как я волнуюсь, что с тобою?.. Какая ты нехорошая, что не пишешь, а как я тебя люблю — только один Бог и видит, а ты не замечаешь. Каждый вечер я тебя крещу, дорогусик мой, родная моя… Как папа и детлахи? Понравилось им, что ты везла? Может, ты надорвалась двумя корзинками? Напиши же, Господи, как беспокойно… Маруся, милая моя, как я тебя люблю. Прямо болен весь, беспокоюсь и жду письма. Надежда Дмитриевна (Руклевская — жена художника, соседка. — М. Т.) говорит, что ты шьешь ребятам и не можешь вырвать минуты, чтобы написать… Никогда больше я тебя одну не отпущу…

Только что получил открыточку, слава богу, успокоился, шла она только долго… Любый мой, роднусь, как я рад… Ася».

Мария и Арсений Тарковские.

Москва, Гороховский пер., 21 февраля 1930 года

* * *

В конце тридцатых годов в Москве еще не была до конца задушена поэтическая жизнь. За поэтами зорко «присматривали», но они тем не менее имели возможность участвовать в поэтических вечерах в Союзе поэтов, читать стихи на Никитинских субботниках (Тверской бульвар, дом № 24). Кстати сказать, все посетители поэтических «субботников» должны были расписываться в большой книге, лежащей на столике у входа в зал. К великому возмущению хозяйки гостиной Евдоксии Федоровны Никитиной, кто-то расписался за Пушкина и Льва Толстого. Этим «кто-то» был Арсений Тарковский.

В записях поэта Льва Горнунга среди участников вечеров в Союзе поэтов встречаются имена Державина, Звонникова, Ивнева, Липкина, Миниха, Моргенштерна, Петровых, Тарковского, Штейнберга.

Вот запись, которую сделал Лев Горнунг на одном из таких вечеров.

«21/XII-28 г. В Союзе поэтов.

ТАРКОВСКИЙ (читал):

Музе

Не уходи, огни купальской ночи…

Твое изумление…

Убывает бедный день…

Сестры

Кирпичные тяжелые амбары… (Хлеб)

Ночь не развеяла праха…

Петр

Нет, не со мной мой…

Кинжал

Тредиаковский

Я меркну, на зелени утра…

Утро (От этих снов…)

Цветет и врастает в эфир…

Свирель

Нас гордый век…»

Восемь стихотворений из этого списка Горнунг отметил крестиком как понравившиеся ему. Стоит сказать, что ни одно из них Арсений Тарковский не включал в свои поэтические сборники 1962–1989 годов.

Л. Горнунг. 1920-е годы

* * *