Судьба моя сгорела между строк

* * *

Конечно, в книгу не вошло стихотворение «В музее». Разве древние ассирийские вожди — «боги-народоубийцы» не напоминали правителей советской империи? Себя автор ассоциирует с казненными и превращенными в «лагерную пыль».

В музее

Это не мы, это они — ассирийцы,
Жезл государственный бравшие крепко в клешни,
Глинобородые боги-народоубийцы,
В твердых одеждах цари, — это они!

Кровь, как булыжник, торчит из щербатого горла,
И невозможно пресытиться жизнью, когда
В дыхало льву пернатые вогнаны сверла,
В рабьих ноздрях — жесткий уксус царева суда.

Я проклинаю тиару Шамшиадада,
Я клинописной хвалы не пишу все равно,
Мне на земле ни почета, ни хлеба не надо,
Если мне царские крылья разбить не дано.

Жизнь коротка, но довольно и ста моих жизней,
Чтобы заполнить глотающий кости провал.
В башенном городе у ассирийцев на тризне
Я хорошо бы с казненными попировал.

Я проклинаю подошвы царских сандалий.
Кто я — лев или раб, чтобы мышцы мои
Без воздаянья в соленую землю втоптали
Прямоугольные каменные муравьи?

1960

Когда-то над сценой Большого театра был изображен бог Аполлон, играющий на скрипке в окружении муз. В стихотворении 1960 года «Земное» Тарковский отказывается от участи античных богов — от бессмертия. Поэта устраивает его удел — быть человеком.

Анна Андреевна Ахматова очень любила это стихотворение. Прочтя его, она позвонила Тарковскому и сказала шутливо:

«После того, как я прочитала Ваши стихи, особенно стихотворение «Когда б на роду мне написано было…», я подумала, что теперь, даже если Вы попадете под трамвай, я уже не буду так убита горем».

Земное

Когда б на роду мне написано было
   Лежать в колыбели богов,
Меня бы небесная нянька вспоила
   Святым молоком облаков,

И стал бы я богом ручья или сада,
   Стерег бы хлеба и гроба, —
Но я человек, мне бессмертья не надо:
   Страшна неземная судьба.

Спасибо, что губ не свела мне улыбка
   Над солью и желчью земной.
Ну что же, прощай, олимпийская скрипка,
   Не смейся, не пой надо мной.

1960

* * *

В шестидесятые годы у поэта выходят еще две книги — «Земле — земное» (1966) и «Вестник» (1969). У него появляются ученики — он ведет поэтическую студию при Московском отделении Союза писателей.

Поэт становится участником поэтических вечеров, на которых гремят имена молодых поэтов — Вознесенского, Евтушенко, Рождественского, Ахмадулиной. Среди этого созвездия неискушенным слушателям творчество Тарковского казалось сложным, закодированным и даже старомодным.

Тарковский не гнался за актуальностью, не искал новых форм. Он писал о том, что во все времена волновало и будет волновать человека. Он пытался ответить на вечные вопросы бытия и обращался к Книге Книг, к Ветхому и Новому Заветам.

«Есть поэты яркие, они вспыхнут, как фейерверк, и погаснут. Поэзия Тарковского останется на многие годы»,

— сказал академик Дмитрий Сергеевич Лихачев.

«Я по каменной книге учу вневрем е нный язык…»