Судьба офицера. Книга 1 - Ярость

Он лежал на животе и, повернув голову набок, наблюдал за сосредоточенным, нежным, с легким загаром девичьим лицом. Никогда в жизни он не испытывал всеохватывающего, как лесной пожар, чувства влюбленности, хотя в душе носил мечту о встрече с такой, которая пробудит в нем чувство любви. «А может, это она и встретилась?» — мелькнуло в мыслях, и жарко стало в груди.

— Как ты попала в кавалерию? — спросил Андрей.

— Закончила медучилище. Вызвали в военкомат, вспомнили, что я немного занималась конным спортом. И вот я здесь… Идет война, сколько людей сейчас истекают кровью на полях битв, а я врачую насморки и поносы.

— Не торопись, впереди у тебя будет работенка!

— Знаю ведь! Но во мне неизлечимый интерес: испытать, пережить, самой быть там, где все на грани… Жажда такая. Наверное, это нехорошо, я об этом помалкиваю.

Оленич удивленно думал о беспокойной душе Соколовой. Неужели она искренне жаждет потрясений, чтобы потом успокоиться? После бури всегда приходит длительная тишина.

— Спасибо за помощь, мне без тебя было бы труднее справиться со всеми этими ушибами и ссадинами. Будем друзьями, Женя?

Девушка хмыкнула, хитровато покосилась на него, подняв темные шелковистые брови.

— Будем, — с улыбкой произнесла она.

В комнату без стука вошел капитан лет пятидесяти, со строгим худощавым лицом и с запавшими, скептически прищуренными глазами. Голос у него чистый и резкий. Капитан произносил каждое слово четко, точно отдавал команды. Представился, словно отрапортовал, приложив ладонь к козырьку:

— Капитан Истомин, командир стрелковой роты. — Недовольно посмотрел на Соколову: — Почему долго возитесь с этими мальчишескими царапинами?

Военфельдшер слегка смутилась, но смело подняла на капитана глаза:

— Если царапины не обработать, могут образоваться язвы. Впрочем, я уже закончила, товарищ капитан.

Женя вышла. Истомин спросил:

— Воевали?

— Так точно! С первого дня войны.

— Вы что, лейтенант, романтик? Играете отчаянного рубаку? На авторитетик работаете?

Андрей просто опешил, не нашел, что сказать, и лишь приподнялся на кровати, почувствовал себя уязвленным. Но сдержался и спросил с иронией:

— Почему же вы, капитан, не объездили Темляка? Ведь прекрасный конь!

— Мне конь не положен. Рота придана вашему полку временно.

— Думаю, вы бы не справились с таким конем.

— Не советую прыгать на меня: я не Темляк — сброшу.

Истомин вышел, а Оленич спросил сам себя: зачем он приходил? Знакомиться? Ну и ну!

До вечера лежал на кровати и читал боевое наставление по станковому пулемету «максим». Он не обращал внимания на своего связного, который почти неслышно входил и выходил, что-то вносил, что-то уносил. Поэтому не заметил, как вошел комэск Воронин. Услышав голос старшего лейтенанта, словно очнулся.

— Чем тут занимается наш герой? — увидев, что Оленич поднимается с кровати, Воронин попытался остановить: — Лежите, лежите, если вам удобно. Военфельдшер не любит, когда нарушают установленный ею режим.

— Мне в любом положении удобно. К тому же я не раненый и не больной. Лежу, готовлюсь к занятиям…

Воронин не сел, продолжал медленно ходить по комнате. Совсем еще молодой человек, может, даже моложе Оленича. Высокий, с тонкой талией и широкими плечами, он похож на мальчишку-переростка, которому гимнастерка великовата. Голова кажется маленькой по сравнению с крупным туловищем, нос курносый, веснушчатый. У Оленича было такое впечатление, что Воронин избегает встречного взгляда, отводит глаза в сторону. Руки — за спиной, пальцы плотно сплетены. Хромовые сапоги комэска поскрипывали, никелированные шпоры позванивали. Он был явно смущен и не находил себе места. Но потом все же спросил:

— Не жалеете, что так произошло?

— Благодарю, командир! — воскликнул искренне Оленич. — Разве есть иной способ объезжать коней?

— Тогда все в полном порядке! — Воронин впервые посмотрел в глаза командиру взвода. — Мне бы не хотелось, чтобы вы восприняли все это как дешевый розыгрыш.

Оленич незаметно любовался умением старшего лейтенанта держаться: в движениях, в умении говорить, в обращении с подчиненными — сдержанная властность, уверенность в себе. И мальчишеская худоба и угловатость не уменьшали командирского вида этого юноши.

Командир эскадрона как будто бы немного расчувствовался:

— Главное, вы сразу завоевали много — и симпатии личного состава, и великолепного коня. Не каждому офицеру так везет.

Воронин козырнул и вышел.

«Откуда у этого юноши такое чувство офицерского достоинства? — думал Оленич о своем командире. — И ведь еще пороха не нюхал, не принимал участия в боях, а как держится!»

Близился рассвет. А когда, утомленный бессонницей, раздумьями о своей судьбе и душевным напряжением, Оленич наконец поддался власти дремы, его позвали к командиру полка. И сразу вспомнилось неприятное, как холодное лезвие бритвы по сердцу: Алимхан! Вот-вот взойдет солнце над горами, а его еще нет. Что с ним? Неужели остался дома?