Судьба офицера. Книга 3 - Освященный храм

Григорий бросился к колонке, умылся, вытерся рукавом и пошел прочь. Только Оленич ступил на первую ступеньку к двери, как вывалился огромный, с помутневшими глазами, с расставленными в ярости руками Латов.

— Матрос Латов! Отставить мордобой!

На мгновение от неожиданного властного окрика Латов остановился. Оленичу даже показалось, что моряк отрезвел и как-то растерянно спросил:

— Ты кто? — Но потом, вдруг увидев и поняв, что перед ним инвалид, презрительно кинул: — Ты против кого, несчастная пехтура? Да я кровью утру твою морду! — И выставил вперед беспалые руки в черных чехлах.

И в этот миг, словно пантера, бросился на Латова Рекс, встал на задние лапы, упершись передними в грудь матроса, раскрыл пасть, грозно рыча. Теперь пьяный дебошир окончательно протрезвел и пришел в себя, в страхе глядя на собачью пасть. Но пес опустился на землю, отошел назад и сел рядом с Оленичем, но зорких, немигающих глаз не сводил с человека, который угрожал хозяину.

— Что же ты, братишка, приумолк? — Оленич был спокоен и не улыбался, хотя его слова были насмешливыми. — Или ты молодец против овец, а против молодца — сам овца? Давай сядем за столик да поговорим.

— Пускай с тобой палач говорит! — нехотя произнес Латов, но в голосе уже не было ни ярости, ни злобы.

— Ну, о палаче мы еще поговорим. И ты напрасно так бездумно произносишь это слово: твой палач недалеко бродит!

— Не цепляйся! Видишь, пьяный человек…

— Человек? Это ты смело говоришь, Латов. Был ты человеком, это верно. Давно был, да сплыл с морской пеной. Люди вон где — в селе, в домах, в поле, на фермах. Люди окружают тебя, но ты перестал быть их сыном, братом, другом. И терпят они тебя не потому, что ты такой страшный, а лишь из уважения к твоей морской форме, которую ты позоришь.

Оленич заметил, что буфетчица, официантка, повариха выглядывают из-за прилавка и штор: для них было невиданное зрелище, чтобы кто-то осмелился стать наперекор Латову! Такого еще не бывало!

— Да что с тебя возьмешь, когда ты стал хуже предателя…

Латов, который все-таки присел на стул, схватился и рванулся с воплем на Оленича:

— Я не посмотрю на твою псину! Ты не смеешь мне такие слова говорить!

Но Рекс зарычал, зашевелился, и матрос снова сел и умолк.

— Не прыгай передо мной, Борис. Я хотел тебе сказать правду о тебе самом, кем ты стал. Но я твердо знаю, что ты и сам все понимаешь, а дебоширишь потому, что потерял власть над своим диким нравом. Свой разум ты убиваешь водкой и потому ничего не помнишь и не хочешь помнить: ни Оксану, ни любовь свою и молодость, ни даже то, ради чего ты сражался. Я тоже калека, но я остался человеком, а ты — нет. Увидели бы тебя братишки с твоего корабля! Если бы они поднялись со дна морского, то судили бы тебя как предателя. Ты предал их честную смерть. И народ думает, что все матросы похожи на тебя.

— Какого черта! Сам еле тянешь ногу, а туда же, воспитывать! Тебе амба. Ты не герой нашего времени. Сегодня ты — нуль без палочки. Пойди по селу и посмотри, как твои настоящие люди относятся к таким, как мы с тобой. Тогда и ты поймешь, что нам амба…

Оленич отметил про себя, что, может быть, Латов и не был сильно пьян, а лишь давал волю буйному нраву и сейчас, немного успокоившись, начал рассуждать, в общем-то, правильно.

— Есть доля правды в твоих горьких словах, Борис. Не отрицаю. Вот об этом и будем говорить завтра в сельсовете. И чтобы ровно в двенадцать часов ты был там.

Оленич пошел к выходу. Борис поднял голову и спросил вдогонку:

— Погоди! Откуда ты знаешь об Оксане?

— Мне очень многое известно. И нам с тобой придется разыскать того, кто расстрелял твою невесту и ее мать. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что, может, палач ходит рядом? То-то же, матрос! А бьешь невинных, несчастных и больных людей. Эх ты, братишка!

Много думал Оленич об этом человеке. Судьба явно не благоволила Латову и даже простым сочувствием не облегчала его существование. Ему уже под пятьдесят, а он до сих пор в форме, строен и красив. Ему бы еще красоваться, жизнью упиваться, радость семье дарить, дочери любовь посвятить, но обиды, нанесенные ему, поразили в его существе все, что было лучшего. Так сильный человек превратился в безвольное путало. Да вряд ли он и сам себя уважает или считает свое поведение нормальным.

Латов буйствует, Латов выпускает пары наружу, а сколько искалеченных людей все невзгоды, все несчастья переживают молча, замкнувшись в своей хате, в своей семье, в самих себе. И чем облегчить им жизнь? Как внести в их обиженные души свет радости? И кому дано это?

13

В хорошем настроении Оленич на другой день пришел в сельсовет, где уже начали собираться инвалиды. Почти все были в старом военном обмундировании, при наградах. Оленич удивился: все из одного села, а чувствовали себя чужими друг другу. «Заброшенные люди!» — резануло по сердцу. И эта заброшенность, материальные лишения и недуги обособили их, и они уже свыклись с тем, что жили только в своем личном — труд, ном и горестном мирке. Они свыклись с тем, что никому нет никакого дела до них.

— Ольга Коровай не пришла, — сказал кто-то.