Судьба ополченца

Родилась идея механизировать оружейные мастерские. Организовали похищение токарного станка в Лепеле и притащили его в лагерь. Установив станок, уже оружейники могли вытачивать многие детали, которые необходимы были при ремонте. Дружно стучат молоты кузнецов, они чинят оружие, изобретают, переделывают — и смотришь, стоит орудие на особых колесах и новой формы станина. Из обгорелых винтовок делались новые. Какие были минометы сделаны! А автоматы, из «СВТ» переделанные! Кузнецам приходилось быть просто кудесниками, ювелирами, они делали не только оружие и разные необходимые в хозяйстве бригады вещи из металла, но умудрялись изготавливать сам инструмент, которым обрабатывали детали.

В специальных кузницах выплавляли тол из снарядов и делали мины для диверсий на железных дорогах. Это очень опасное, рискованное ремесло было освоено колхозными кузнецами.

Большое количество пулеметов было снято со сбитых немецких и наших самолетов, но с руки ими нельзя было пользоваться, так как они отличались большой скорострельностью. Кузнец Передня из Путилковичей изобрел вращающуюся станину, как бы штатив, на котором пулемет мог свободно вращаться, делая полный круг. Станину эту после войны взяли за основу для пулеметного вооружения нашей армии, так как это вращающееся устройство делало наши пулеметы удобнее признанных английских, на треногах. Конструкция Передни была остроумнее, и пулемет легче.

Тот же Передня изобрел миномет из трубы, он был рассчитан на мину полкового пулемета (OCR: Так в тексте. Вероятно — мина полкового миномета). Ухнет такая труба — хоть и недалеко, но сильно бьет, дико визжит летящая мина, звук оглушительный, впечатление на врага производит страшное, и взрывается громадным столбом с большим полем поражения осколками.

Меня поражало, какая огромная изобретательность появляется у народа, когда он берет инициативу борьбы в свои руки и видит успех этой борьбы. Вот почему возможно было проложить триста километров коммуникаций и создать мощный телефонный узел, соединивший все партизанские гарнизоны. Но нужно было и снять эти триста километров немецких проводов!

А если добавить, что более тысячи винтовок было заново сделано из горелых стволов, и десятки тысяч патронов, поднятых со дна Двины и вывезенных из бывших укрепрайонов, чистились кирпичным порошком нашими женщинами, то станет ясной вся огромная хозяйственная работа, которая проводилась бригадой.

Этот переход партизанской бригады из только боевой единицы к единству как бы другой эпохи развития общества рождал сознание, что все можно — все можно сделать! Стоит только дать свободу этим простым мастерам, и они, как Левша, сделают немыслимое. И я когда это видел и ощущал, передо мной вставала такая талантливость нашего народа, такая талантливость и такой природный ум, что становилось ясно: безусловно, это и только это могло противостоять врагу, вооруженному передовой техникой и огромной профессиональной выучкой.

Тут было так ясно, что воюет не армия — воюет весь народ!

Все шло на то, чтобы уложить врага, и не было отказа в людях — невозможности что-то сделать из-за отсутствия деталей или материала. Нужно было воевать, и изобреталось все, чтобы мы могли превзойти противника.

Вот на это как бы бурлящее изобретениями время и ложится создание картинной галереи в бригаде, тогда и образовалась потребность в картинах, в искусстве, потому что искусство проявлял в большинстве своем весь народ, и я тоже ощутил себя какой-то частицей этого горящего костра. Как ветки, брошенные в огонь, загораются одна от другой, вздымая столб пламени, так помогали друг другу в раскрытии своих личностей партизаны, раскрытию личности и таланта каждого. Шло какое-то бешеное соревнование, но каждый шаг, каждый рывок, каждое изобретение с благодарностью и добротой воспринимались всеми. Вот почему тот период представляется мне, да и не только мне, самой счастливой порой общей борьбы, давшей такой бурный расцвет и самоутверждение личностей. Не существовало зависти, карьеризма; а когда появлялось это, оно сразу выпирало и делалось темным пятном на белом снегу. Это действительно какой-то костер был. Наверно, сознание единства и было самой большой силой того времени, поднимающей и делающей каждого изобретателем и творцом, доказывающим, что нет пределов таланту наших русских людей.

Конечно, это только штрихи того, что нас тогда окружало, но и они показывают, с какой радостью каждый нес все, что он мог, и все, что он знал, чтобы помочь борьбе с врагом. Это и есть, наверно, реальное воплощение того, как идея овладела массами, это и определило успех народной борьбы, правду мысли: «Народ — непобедим». Отсюда становится понятным стремительный расцвет бригады, какое-то такое состояние, когда каждый понимал, что он живет тот отрезок времени и жизни, который неповторим и никогда им не был пережит в такой степени цельности.