Судьба ополченца

Анна и Антон. — Пишу картины. — Каким должен быть народный герой? — Митя и Тасс. — Комбриг Титков. — Дубровский и Бела. — Документы для разведчиков. — Партизанская картинная галерея. — Представитель обкома. — Знамя бригады. — Что дает силу и право на победу. — Каждая смерть поражала

Начал писать картину «Горят эшелоны». Эскиз ее я сделал быстро, сразу после операции. На первом плане Дубровский, Бульба, Короленко, Лобанок, за ними на фоне горящего эшелона и ночного неба бегут партизаны в белых маскхалатах со снопами соломы за спиной.

Сегодня опять в нашей землянке Дубровский и Лобанок, бригада все время в боях, комбриг и комиссар дают новые фамилии бойцов, кого надо ввести в картины, обсуждение идет тщательное. Мне радостно, что выдался этот перерыв, можно поработать над картинами. Но вот Дубровский поднимается:

— Завтра, Николай, зайдешь в штаб, есть тебе работа. Ребята с десантной группы должны сходить в Кенигсберг, подумай, как паспорта приготовить.

Вот тебе и картины! Вот тебе и новая операция! Самое трудное — делать аусвайсы и немецкие паспорта. Ты ошибся, поставил точку не на месте — и уже нет человека, ты его отдал в руки палачей. Сознание этого убивает. Ложусь спать, а на душе тревожно, слетело все радостное настроение.

Я никак не мог забыть истории с Наташей, нашей разведчицей, с которой познакомился, когда гнал стадо из Истопища в Антуново. Встретившись и проговорив два часа, мы поверили друг другу; это не так просто, когда ничего не знаешь о другом человеке и все данные видеть во мне полицая, так как обстановка неестественная — я без оружия и выдаю себя за партизанского разведчика. Потом я много раз делал ей документы. Но вот ее задержали и отправили в гестапо. Стал я искать свою ошибку. Выехали с Хотько по району, ночью под видом полиции проверяли документы. Немцы ставили каждый месяц печать «проверено» — и я ставил. Почему же провал? Что отличало мой аусвайс? Оказалось, при внимательном рассмотрении, в тот месяц аусвайсы после проверки возвращали без печати, но в одной деревне ставили синюю точку в уголке справа, в другой деревне — плюс сверху, в третьей — зеленую черточку внизу на обратной стороне. На первый взгляд все выглядело случайным, а на самом деле — поставил даже точку не там, где нужно ей быть для этой деревни, и человека забирали. Это всегда было перед глазами, и спокойно жить я не мог. Сделаешь документ, человек уходит, и, пока он не вернется, ходишь, делаешь все, но ты неживой, ты ждешь. А сейчас предстояло делать документы в логово фашистов. Хватит ли у меня ума, опыта предвидеть все?

Утро солнечное, лес в снегу, но вчерашнее настроение легкости как рукой сняло, иду в штаб напряженный и сосредоточенный.

В просторной наземной землянке за столом сидит Дубровский:

— Позвал тебя, Николай, по делу серьезному. Надо сделать, и чтобы назад вернулись. Понял? А кому, сейчас увидишь.

Позвал, и из соседней комнаты вышла лучезарная, сияющая дивчина — боже, какой красоты! И я должен не подвести ее!

Следом вошли Лобанок, Митя Фролов и высокий крепкий блондин арийского типа. Володя нас знакомит:

— Анна. Антон.

Вот тебе полная мера ответственности! Они пойдут, веря в твое мастерство, апробируя его ценой своей жизни! Ни во мне, ни в моем голосе не должно быть ни тени сомнения, от этого тоже зависит успех. Какая польза, если я расскажу им о своих страхах и трудностях? Они должны верить, что все будет хорошо и что я уверен в своем деле.

Идем с Митей в землянку особого отдела. Он мне показывает немецкий паспорт из Кенигсберга. Но это уже устаревший образец, нужно доставать новый, а также пустые бланки паспортов, и вообще все немецкое: немецкую фотобумагу, немецкую пленку, немецкие проявитель и закрепитель — чтобы фотографии для паспортов, которые я сделаю, ничем не отличались от немецких. Я знаю, что сейчас Митя вызовет наших разведчиков и даст им задание связаться с подпольщиками Лепеля, которым передадут деньги и золото, реквизированные у полицаев, чтобы подпольщики купили или выменяли у немцев все, что мне нужно для работы. Но мы с Митей не говорим об этом, я просто перечисляю все необходимое.

* * *

Пока достанут материалы, у меня есть время, пишу «Выход бригады на операцию». Работа над этой картиной продвигается медленно, так как двадцать восемь фигур надо написать и к каждой этюд сделать, чтобы портретное сходство было. Время для картины удается вырвать нечасто. Однажды заставил Тасса позировать и вписал в картину, никто не возражал.

Каким должен быть народный герой? После всех обсуждений у картины, замечаний партизан о портретах у меня сложилось свое представление, как бы кредо мое в понимании образа народного героя.