Судьба ополченца

…Ноги растерты, мы усталые и голодные, чувствуем, что где-то есть партизаны — но где?! На этот вопрос нам никто не отвечает, сразу замыкается человек, когда спрашиваешь, и это еще больше усугубляет трудность поисков. На встречу мы опоздали, а погоня и блуждания совсем нас запутали, мы переставали ориентироваться на местности.

Вечером третьего дня побега подошли к деревне, раскинувшейся по бугру. Решаем зайти с трех сторон, разделившись на группы по трое.

В деревне тихо, не слышно собак, в низинах уже лег туман, только в окнах еще теплятся отсветы вечерней зари. Стучу тихонько в окно, женщина в белом приоткрыла створку, спрашиваю:

— Молоко есть?

Она, высунувшись, тихо сказала:

— Поставила крынку. Сливать будете?

Понимаю, что выдать свою радость нельзя, сказал хладнокровно:

— Нет, мы поесть хотим, а сливать позже приедут. Женщина исчезла и через минуту протянула кувшин

молока и кусок хлеба.

В этот момент трижды свист донесся из темноты, сигнал опасности. Бежим с Колей и Иваном на свист. Навстречу ребята запыхавшиеся, Клочко стал быстро говорить:

— Там, ребята, полицаи. Мы пили молоко, а тут они — велосипедисты, их двое, один соскочил с машины и с «наганом» на нас: «Кто такие?» Говорим: «Литовцы». «Что здесь делаете?» Я сказал: «Засаду на партизан». «Сколько вас?» Говорю: «Сорок человек». Спрашивал все время тот, что с «наганом»; второй, длинный, стоял в стороне, наставил автомат на всех. Еще спросили: «Партизаны не проходили здесь?» Мы сказали, что нет. Они сели на машины, и первый, который спрашивал, сказал: «Мы с орскомендату-ры патруль, проверяем посты полиции». Надо удирать! Может, они за подмогой рванули! — закончил Николай.

Говорю, что ясно, это были партизаны:

— Какие могут быть патрули, когда тут молоко партизаны сливают?!

До рассвета мы не спим, спрятавшись в копах. Теперь мы опасаемся, что партизаны ночью нас уничтожат, приняв за литовскую полицию. Но у Николая не было другого выхода: сказать, что мы ищем партизан, а вдруг это полицаи? А сказав «сорок человек», он подстраховался и от полицаев, и от партизан. Но мы все в ожидании. Несколько раз ходил на собачий лай. Где залает собака, я туда крадусь — может, удастся встретить партизана. Но ничего не удалось сделать.

На рассвете начали пробираться в сторону леса. Шли по следам велосипедных колес, оставивших след на росистой траве, это те двое ночью проехали на велосипедах. На поляне увидели пепелище сожженной усадьбы и крестьянина с лошадью, собирающего остатки своего хозяйства. Ребята, чтобы его не напугать, сидели в кустах, а я этого мужика час уговаривал сказать, где есть партизаны. Наконец он сдался:

— И страшно вас, и жалко вас. Идите прямо, там будет поляна, на ней дом лесника, а вправо — тропка в Истопище, к партизанам.

Пошли мы, и действительно, вскоре перед нами открылась поляна и в середине за забором стояла изба, поле вокруг катком закатывал парнишка лет тринадцати-четырнадцати.

Опять я пошел в разведку, оставив ребят в кустах. Стал подходить к парню и спрашивать, где здесь Истопищен-ский лес. Но парнишка искусно уходил от меня к забору, делая вид, что не слышит или не понимает меня. Я был метрах в пятнадцати-двадцати от забора, когда вдруг увидел, что из-за него на меня смотрят сердитые глаза и угрожающе чернеет дырочка ствола винтовки, мушка направлена мне в переносицу. Раздалось сердитое:

— Стой, руки вверх! Кто такой?!

— Вас-то мне и надо, — говорю, — я ищу партизан. Вдруг все ожило, подошли партизаны, лежавшие за забором, меня обступили и повели на подворье. За избой заметил группу, станковый пулемет на подводе — все приготовлено для встречи «литовцев». Все были очень напряжены. Пока не подошли остальные наши ребята, не развеялось подозрение.

Велосипедист вчерашний оказался начальником разведки у партизан, это Сергей Маркевич, наш «крестный», с тех пор он мой начальник, так как он забрал меня к себе, в разведку. Не сразу, конечно, каждого из нас сначала проверяли в бою; сразу распределили по отрядам, и в ночь двое из нас были вооружены и пошли в засаду, где показали себя хорошо, Коля Клочко был ранен. Это было испытание боем.

Так, 26 августа 1942 года мы были приняты в партизанский отряд, действовавший на Витебщине. Наш побег оказался столь смелым и неожиданным, что, наверно, только это и решило его удачу.

Спустя год ехали мы через Воронь на операцию в Боровку, у меня на санях пулеметчик, спрашивает:

— Скажите, Николай, прошлый год осенью в Воронь приходил военнопленный — так на вас похож, еще спрашивал, где партизаны, и три марки хозяину за картошку давал, а с ним другой, в литовской форме парень.

Я сразу понял, что это были мы с Юркой, а тощий крестьянин был он, мой пулеметчик.

— Да, — говорю, — я и есть. А кто был хозяин?

— Хозяин-то?.. А начальник полиции вороньской!

— Так почему ж он нас не взял?!

Мой собеседник хитро посмотрел и сказал: