Судьба открытия

Он вывалил на пол содержимое своего чемодана, сдернул шпагат со связки еще рабфаковских тетрадей, нашел там маленький блокнот и сунул в карман. Сказал:

- Бегу! - и, улыбнувшись, действительно выбежал в дверь.

Зберовский с острым интересом принялся проглядывать листки блокнота.

- Дуговые лампы!.. - прошептал он.

Ему тотчас вспомнились лампы в петербургской лаборатории Лисицына. Блеск зеленых фильтров. Давным-давно… Ну, аппараты Киппа - ясно зачем: Лисицыну был нужен углекислый газ. Простые колбы - это ни о чем не говорит… Осколки, черепки, обломки…

Он бережно перевернул листок.

Шаповалов заметил: пальцы профессора вздрагивают от волнения. Однако лицо его теперь сразу поскучнело. Будто в нем потухла какая-то надежда.

Зберовский кончил перелистывать блокнот.

- Машина у вас со спасательной; вы туда будете возвращаться? - спросил Шаповалов.

- Туда, - ответил Зберовский.

- Ничего, если я с вами поеду?

- Пожалуйста, конечно.

Позже, когда они уже ехали по городу, Шаповалов сказал: он собирается еще раз поискать потерянные ящики - хотя бы выяснить, куда они девались. Он не был в тех местах все эти шесть лет. За успех не ручается, но сделает все, что в его силах…

3

Машина остановилась у «дома приезжих», у маленькой рудничной гостиницы. Григорий Иванович вышел. Прощаясь, Шаповалов спросил разрешения повидаться с ним сегодня вечером либо завтра утром.

Весь облик рудника уже не прежний. Даже старые дома выглядят по-иному, и люди на улицах идут незнакомые, и здания спасательной станции совершенно не узнаешь. Перестроенное, оно стало двухэтажным, оштукатурено снаружи, стены белые.

Лаборатория спасательной теперь на втором этаже.

Начальник ее - пожилой человек в полувоенной одежде - встретил Шаповалова не очень приветливо. Смотрел с подозрительной настороженностью. И вникнуть в дело по-хорошему не захотел. Отвечал одно: работает он здесь недавно, что кому-то удавался синтез углеводов - сомневается, а об имуществе своей лаборатории посторонним лицам справок выдавать не может.

Шаповалов решил побеседовать с парторгом спасательной станции. Нашел его в аппаратном зале. Парторг оказался рядовым спасателем нынешней дежурной смены; он был занят испытанием кислородных противогазов - видимо, только что полученных с завода. Противогазы, еще с заводскими пломбами, лежали на длинном-предлинном столе.

Он продолжал работу. Шаповалов, стоя рядом, рассказывал, в чем состоит его задача.

- Интересно про Пояркова… Я думал - просто штейгер. Смотри ты! - удивился парторг. - Вот не знал… Вы нам бы в стенгазету заметку про него!

- Я помощи прошу, - тихо, но настойчиво проговорил Шаповалов.

- А почему же именно ко мне пришли? Требуйте в лаборатории!

Шаповалов объяснил, что суть вопроса здесь, так сказать, неуловимая. Формально говорить об этом, требовать - нет никаких обоснованных данных. Все потеряно; никому ничего толком не известно. Но если в корень посмотреть, то речь идет о розысках чрезвычайно важного открытия - для науки важного, а значит, и для государства. Вот приехал ученый…

- И кто, как не мы с вами, должны подумать, помочь ему, сделать все, что от нас зависит, - не лишь бы как, а по партийной совести?

Замолчав, он стоял выжидательно, собранный, подтянутый. Парторг встретился с ним взглядом и опустил глаза; в раздумье начал будто рисовать гаечным ключом по брезентовой сумке с инструментами.

- Видишь ты, какая вещь, - сказал он наконец. - Тут старые работники могли бы быть полезны. А люди же у нас, как на подбор - кто год работает, кто два… Мало старых-то.

В просторном аппаратном зале, в другой его стороне, находилось еще несколько спасателей, занятых каким-то делом.

Парторг окликнул одного из них:

- Игнат Матвеевич! Поди сюда!

Оказалось, что Игнат Матвеевич как раз один из старейших: на спасательной он уже шесть лет. Он помнит сарай, в который, по мнению Шаповалова, были вынесены ящики. Сам даже участвовал в сносе этого сарая. Ветхую постройку сломали. Однако про ящики, бывшие там, Игнат Матвеевич никогда не слышал. В лаборатории же, как он считает, все недавно служат; вот разве лаборантка Оля Петрусенко чуть подольше остальных.

Около них остановились еще двое или трое, вступили в разговор. Парторг подошел к стенному телефону:

- Лаборатория?… Петрусенко Олечка не там?… А, Олечка! Ты не могла бы спуститься на минуту в аппаратный зал?…

Появилась лаборантка - молодая девушка в коричневом халате. Пришла, глядит с наивным любопытством.

А они уже разговаривали целой группой. Стояли у стола. Принялись ей наперебой втолковывать о Пояркове и про неведомо куда девавшиеся, ценные для науки вещи.

Олечка только отрицательно качала головой: нет, про эти ящики она ничего не знает.

Шаповалов перечислил, какие именно предметы содержались в ящиках. Нет, на Олечкиной памяти не было ничего такого.

- Ты сколько лет у нас работаешь? - спросил ее Игнат Матвеевич.

- Почти три года. - Она переступила с ноги на ногу. - Мне можно уйти?

Парторг с вопросом посмотрел на Шаповалова. Олечка пошла к дверям. Возле порога обернулась. Вдруг что-то осенило ее.

- А банки были не с притертыми пробками?