Судьба открытия

Обступившие грузовик рабочие прерывали речь директора аплодисментами. И когда директор сказал, что следует особенно отметить роль человека, весьма всеми уважаемого, отдавшего делу стройки дни и ночи, профессора, ради участия в строительстве покинувшего университет и свою научную работу, теперь назначенного главным инженером их завода, — толпа заглушила слова директора новой продолжительной вспышкой аплодисментов.

Многие оглядывались, ища глазами Григория Ивановича.

Но его почему-то на митинге не было.

Еще до начала митинга он шел через лесной склад, задумчиво остановился между штабелями бревен. Постояв, сел на бревно, да так и сидит с тех пор один, не видный никому, обхватив голову ладонями. Вокруг него — бревна, сложенные во много ярусов, а над бревнами — небесная голубизна.

На сердце у Зберовского жестокая обида. Радость, обернувшаяся горечью.

Давно минула первая суровая военная зима. В начале ее на Григория Ивановича, один за другим, обрушились два удара: во-первых, пропал без вести Шаповалов; во-вторых, на ночном дежурстве ПВО была убита Лида Черкашина.

Гибель Лиды по времени совпала с теми днями, когда Григорий Иванович получил из Москвы приглашение отправиться в Сибирь старшим технологом группы гидролизных заводов, — а заводов этих не было еще, их предстояло срочно строить. Мучительно колеблясь, он почти уже решился ехать. Именно тогда Лида Черкашина поспорила с ним, говоря, что как враг бы ни хотел парализовать всю нашу жизнь, научная работа, связанная с перспективными взглядами вперед, у нас в стране ни на минуту не должна прекращаться. Через двое суток, на похоронах Лидии Романовны, Зберовский думал, что Лида была права, а он был неправ и, стоя у ее гроба, корил себя за это. Между тем сводки с фронтов становились все тревожнее. Момент был до предела острый, требовал напряжения, жертв. Все для фронта, все для победы. Грозная опасность нависла над страной. И к концу недели Григорий Иванович опять спрашивал у своей совести, что теперь важнее: тотчас же заняться производством тысяч тонн простейших сахаров на гидролизных заводах, либо безмятежно продолжать прокладывать новые пути получения дисахаридов и полисахаридов — для времен, которые за войной последуют когда-то?

А лаборатория после смерти Лиды казалась такой опустевшей. Григорию Ивановичу вспоминались то Лида, то Шаповалов; «пропал без вести», вероятно, означает, что Петра Васильевича тоже нет в живых. Думая о нем, Григорий Иванович все сильнее чувствовал, как ему дорог был этот большого таланта, прямой и цельный по натуре, немногословный, стремительный в действиях человек. Мысленно обращаясь к Шаповалову, Зберовский точно советовался с ним: ехать в Сибирь или вести прежние опыты? Но ведь и сам Шаповалов пошел с оружием защищать страну, ради чего без раздумья расстался с работой!

Когда Зберовский уехал, небольшой оставшейся при университете группой его сотрудников с полмесяца еще руководил доцент Свиягин. Затем Свиягина как состоящего в запасе командира призвали в армию, и лаборатория тогда была уже окончательно ликвидирована.

В прошлом, сорок третьем году к Зберовскому в Сибирь докатился слух, что Шаповалов жив и находится на фронте. Назвали даже номер полевой почты, откуда Шаповалов кому-то будто бы прислал письмо. Обрадованный, взволнованный, Григорий Иванович тотчас написал Шаповалову, потом снова писал, наконец обратился в воинскую часть по этому номеру полевой почты. Однако письма вернулись к нему, и воинская часть не ответила. Слух о Шаповалове уже начал казаться Григорию Ивановичу неосновательным.

А сегодня сведения о Шаповалове внезапно подтвердились, но подтвердились при обстоятельствах, для Зберовского оскорбительных. Он прочел в официальном бюллетене Академии наук: с января нынешнего года в Москве организована лаборатория по синтезу углеводов; к работам ее привлечены многие московские и иногородние ученые; возглавляет же лабораторию кандидат наук П.В. Шаповалов.

Возможно ли поверить, что Шаповалов еще в прошлом году приехал в Москву, снова взялся за научную работу, не подумав разыскать своего старого учителя и друга? А разыскать его ничего не стоило: лишь позвонить по телефону в наркомат. Не вспомнил, не сообщил, не написал. Случайно? Нет, не могло так выйти случайно. Будто бы проблема синтеза не является их общим делом. Отвернулся, как от постороннего. Кто отвернулся? Да Шаповалов сбросил Зберовского со счета — не нужен Зберовский ему. Невероятно, но — факт!

Издалека доносятся звуки завода. С неба слышится трель жаворонка. Пахнет лесом. Из-под бревен, сложенных в штабеля, вытянулись к свету длинные и бледные травинки. Конец одного бревна возле самой земли на добрый метр выступает из штабеля. Вдруг быстро поднявшись, Григорий Иванович что было силы толкнул ногой этот выступающий конец. Но бревно тяжелое, придавлено всем грузом штабеля, даже и не шелохнулось. И Григорий Иванович опять понуро опустил голову. Почувствовал себя как никогда усталым, потерявшим главное, к чему стремился в жизни, безгранично, незаслуженно обиженным.