Судьба первородной

На этот раз Эрдан лишь коротко кивнул и вздрогнул, когда Рэйн начал перебирать пальцами, мягко ударяя подушечками по поверхности стола. Взгляд старшего брата стал несколько отстраненным и как будто бы стеклянным. Эрдан хорошо знал, что именно так, с того самого момента как тело его брата начала жрать болезнь, он выражает крайнюю степень ярости. Не было ни криков, ни гневных слов, лишь этот мягкий ритмичный перебор пальцев по деревянной поверхности стола.

— Я надеялся, — тихо сказал он спустя продолжительную паузу, — что ты умнее, — холодно бросил он.

И эти простые слова, не несущие в себе ни гнева, ни тени другой эмоции, били куда сильнее, чем любое ругательство. Только Рэйн мог заставить его почувствовать себя настоящим ничтожеством, бросив всего одно простое слово.

— Я… — начал было Эрдан, пытаясь подобрать слова, которые бы следовало сказать сейчас, но когда Рэйн смотрел на него с такой холодностью, они упорно исчезали из головы. Он был младшим. Он привык к тому, что с самого детства на него смотрят с обожанием, умилением, любовью. Так смотрели мать, сестра, младший брат, бабушки, няньки, даже отец. Потом так же на него всегда смотрели девушки, женщины, друзья, но не Рэйн. Не его старший брат, который никогда не давал ему дополнительных баллов. Не обожал его просто так, как делала это мать. Брат всегда был строг и холоден, и невероятно то, что именно Рэйна Эрдан любил больше всего на свете. Он обожал его, боготворил — и в то же время боялся, а порой и ненавидел. Этот невероятный коктейль эмоций всегда толкал его на нечто большее, чем ему самому хотелось. Он старался ради брата и только ради одного его доброго слова готов был на очень и очень многое. Вот только делал он все это ради собственного эго, которое ущемляло такое отношение Рэйна, или же на самом деле беззаветно любил старшего брата, он не взялся бы судить. Да и не задумывался никогда.

— Тебе стоит отдохнуть сейчас, — поднимаясь с кресла, обронил Рэйн и отправился в сторону двери. — Сэптим, — чуть повысив голос, позвал он.

— Да, господин, — в дверях возник пожилой мужчина-человек и, глубоко поклонившись, замер в ожидании приказа своего хозяина.

— Пойдешь со мной, — сказал он и, ни разу больше не взглянув на брата, вышел из своего кабинета.

Эрдан смотрел ему вслед, и постепенно тот задорный огонек неподдельной радости в его глазах от встречи с братом и предвкушения его реакции на известие, которое он принес, исчезал. Плечи поникли, а губы скривились в горькой усмешке.

«Все как всегда…» — подумалось ему, а рука в этот момент взметнулась, чтобы со всей силы швырнуть на пол дорогое пресс-папье.

— Вот яичко, или тестис.
Коль в мошонке, то на месте.
Ну а если у мальчонки
Не окажется в мошонке
Ну хотя бы одного,
Тогда скажут про него —
Этот случай — крипторхизм.
Тестис есть, но где-то скрылось,
До конца не опустилось.
Что ж такое монорхизм?
Здесь одно только прошло,
А второе не дошло.
Третий случай — анорхизм —
Неизвестен механизм.
И другой совсем ответ,
Тут яичек больше нет.

— Да угомонитесь вы уже! — злое шипение оборвало меня на самом интересном. Еще пару минут — и я начала бы петь похабные частушки моей студенческой молодости. — Вы такой старый, а такую непотребщину несете! — возмутился пацан и, кажется, даже собрался с силами, чтобы попытаться дотянуться до меня. — Чего вам спокойно не висится?

— Потому, молодой человек, что мне ужасно не хочется оконфузиться перед вами, — горделиво ответила я и вновь заерзала так, что теперь на всю темницу загремели цепи.

— Чего? Можете фузиться сколько влезет, только хватит уже! Дайте тишины!

— Послушай, мне надо по нужде! Очень надо! И примерно с тех пор, когда моя матушка сподобилась выделить мне горшок, я не привык дуть себе в штаны.

— А придется, — ехидно усмехнулся пацан, явно внутренне радуясь тому, что я буду чувствовать себя неловко, в то время как он почувствует себя отомщенным.