Я тоже молчала. Ибо жизнь нищего человеческого деда — это всего лишь сор у ног аланита. Жизнь первородного — звезда на темном небе для любого из живых. И тем не менее я не собираюсь разживаться манерами и подлизываться ни к одному из них. Да, я люблю жизнь. Мне нравится жить. И я хочу жить. Но и смерть приходит рано или поздно ко всем. Мою, конечно, надо бы еще поискать. А жить прогнувшись — какой в этом смысл?
— …Так ли это? — должно быть, решив, что я туповат, все же спросил он. А по его на мгновение прикрытым векам я поняла, что он примерно такого же мнения о словах братца, как я о самом братце.
— Я, как мои братья и сестры, родился в землях благословенной Эйлирии. Уж не знаю, помнят ли до сих пор те времена. Но когда-то это был плодородный вечнозеленый край, богатейшее из королевств. С нашим рождением Эйлирия перестала существовать. Так распорядился Двуликий, что сила нашей земли перешла к нам, в то время как моя родина превратилась в пустыню, которую имперцы называют Элио. Любой дар моего Бога — это и благословение, и проклятие, смотря для кого и когда. Таков мой Бог, таков его дар, об этом стоит помнить…
— То есть вы утверждаете, что слова моего брата — правда?
— Это все, что ты услышал?
— Это первое, чему я хочу услышать подтверждение, — жестко сказал Рэйнхард, а я усмехнулась. Мозг есть — жить будет.
— Если тебе надо все повторять по два раза, то учти сразу, терпения и вежливости у меня хватает лишь на один. Да, это правда, ты понял или еще повторить?
— Провоцируете меня?
— Я в следующий раз табличку подниму, чтоб понятно было, с каким посылом я говорю те или иные вещи, — против воли заворчала я. На самом деле свой прелестный характер я собиралась вручить ему бесплатным приложением, от которого не отказываются, но вышло немного иначе… Опять не дотерпела.
— Что ж, мой брат был прав и насчет вашего характера.
— Сразу предупреждаю, либо принимай его и не жалуйся, либо закончим все прямо сейчас. Я не меняюсь ни рядом с императором, ни с детьми, ни с девами юных лет. Я тот, кто я есть, и слишком стар, чтобы говорить то, что призвано услаждать чей бы то ни было слух.
— Если то, что вы первородный, правда, то я могу с этим смириться, конечно…
О, вот оно! Ну наконец-то.
— …Если и вы будете полезны…
— Кому конкретно полезен, могу я узнать?
— Империи, — тут же ответил он.
— Надо же, — усмехнулась я. Вот уж не думала, что мною захотят делиться. — Даже так, — я позволила себе откинуться на спинку кресла, предвкушая длинный разговор и торг. То, что торг будет, я была уверена. Насильно из целителя много не выжать, мы слабеем, когда находимся в жестокости и боли постоянно. Это общеизвестный факт. Потому с первородными лучше договариваться, если хочешь выжать их до последнего.
— Я ожидал, что будет яростный спор и мне придется вас заставить, — признался собеседник, видя мою реакцию.
— Ты заставляешь, но я не спорю, потому как хоть и стар, но маразм еще только на пути ко мне. Если думаешь, что раз я в годах, то, стало быть, слаб умом, то не стоит мечтать понапрасну.
— Что вы хотите?
— Зависит от того, что буду должен.
— Что ж, — задумчиво протянул мой собеседник, — думаю, это справедливо. Мне нужен целитель, который, обладая огромным опытом, сумеет передать свои знания тем, кто только готовится встать на этот путь. Целитель, который будет не только просиживать днями и ночами в аудиториях академии, но и практиковать. Думаю, именно таким образом вы, Соль, будете полезны моей стране…
— О как, — хмыкнула я. Должна сказать, запросы у старшего Ариен были, что называется, впечатляющими. — Это все?
— Как вам сказать. Прежде чем позволить вам работать на империю, я должен убедиться, что вы не шарлатан, так что, — встал он со своего кресла, подошел ко мне и легким движением руки скинул самую ненавистную вещь для любого первородного. Петлю, которая блокировала все наши силы и ощущения, делая нас совершенно обычными людьми, и к которой ни один из нас не мог прикоснуться.
Ощущения в тот же миг накрыли меня с головой, заставляя болезненно поморщиться. И дело было не в том, что все мои ссадины тут же начало нещадно щипать из-за ускоренной регенерации. На меня так ощутимо дыхнуло тленом, болью и застарелой болезнью, что мне с трудом удалось сглотнуть горечь во рту и удержаться от рвотного позыва. Рэйнхард смотрел прямо мне в глаза и, думаю, заметил мою реакцию на себя.
— Что скажете? — тем временем невозмутимо поинтересовался он.
— Надеюсь, сынок, ты не под кайфом, иначе у меня нет уверенности, что все наши договоренности будут иметь силу.
— Откуда такой вопрос?
— Иначе ума не приложу, как ты все это можешь терпеть, — просто сказала я.
Боль, которую должен испытывать этот человек, была из разряда невыносимой. Не понимаю, как он может сидеть, стоять, говорить, а не орать во всю силу легких от того, что с ним происходит.
— Что ж, я понял все, что мне нужно. То, что я хочу взамен, — это жалованье согласно занимаемым мной должностям, свой личный дом подальше от людей и личного ассистента…
— Ассистента?