Судьба по имени Ариэль

12 января я торжественно объявил Яшкину, что музыка готова. Теперь нужно было все это поставить на сцене. Директор челябинской филармонии, тогда это был Петр Владимирович Свиридов, как-то быстро нашел общий язык с Валерой, и работа закипела! В мастерской местного оперного театра сшили костюмы, «отлили» колокол из… папье-маше, купили пару слайдпроекторов. Они высвечивали на двух экранах образы Екатерины и Вольтера. И при этом крутилась единственная фонограмма их беседы, записанная профессиональными актерами под менуэт, сочиненного мной. Все остальные образы пели и играли вживую! Из более двадцати действующих лиц, Яшкин выбрал шесть главных, и сделал под нас либретто. Емельяна Пугачева сразу замыслили на Гурова. Правда его ласковый тембр по-началу воспринимался не очень убедительно, но сама фактура, его «масса» убедила… Образ сторожа очень подошел Каплуну. Я взял себе скромную роль Кирпичникова. А вот для Стаса наступал звездный час. Может, это заслуга Яшкина, может, так совпало, но «львиные рыки» Геппа удачно складывались в образе Хлопуши. Так или иначе, роль мятежника у Стаса получилась едва ли не самой яркой в опере! Конечно, театралы сразу проведут аналогию с таганской постановкой Любимова, который, кстати, единственный, кто поставил драму на сложнейший язык Есенина. И будут, потом, естественно ставить в пример Высоцкого-Хлопушу. Но никакого, прямого заимствования у той постановке не обнаружат! Спустя годы, я удивился: этот знаменитый монолог решен в чистейшем «рэпе», которого тогда и знать не знал… Классические соперники тоже недовольно фыркали, мол, негоже грязными эстрадными руками прикасаться к чистому жанру — опере. Забегая вперед, скажу, что именно поэтому ни одна из трех моих крупных форм не была записана на пластинку… И все-таки наша с Яшкиным «авантюра» удалась! Премьера состоялась 8 мая 1978 года в челябинском ДК «Автомобилист». Конечно все еще было сыро, и, как всякое произведение, должно было пройти «обкатку». Физически опера выматывала «на износ». После нее, переодевшись, мы «ваяли» другие образы, даже «ломали комедию» в простых концертных номерах. Словом, у нас был полноценный театр со сменой декораций и образов! А монтировщикам впору было давать молоко за вредность, потому что ставить и убирать декорации нужно было в кратчайшие сроки! Иногда доставались площадки без кулис. Некоторые постановки шли только на фоне веревки с колоколом. И, тем не менее, благодарная публика воспринимала наше выступление очень солидно, иногда стоя, как в театрах! Были случаи, когда некоторые дамы в зале признавались, что плакали, когда Пугачев погибал…

Леве приходилось снимать очки, и работал он хорошо, я бы даже сказал, честно. Особенно «на ура» принималась фольклорная песня «Ой да не вечер», которую Яшкин использовал, как вставной номер. Но по всем параметрам, имея хоры, действо, антураж, это была, все-таки, классическая опера, сыгранная современными музыкальными инструментами! Все это мне нужно было утвердить в столице, и случай представился в декабре.

В это время мы с администратором, питерцем Юрой Белишкиным, решили идти «на пролом», назначив просмотр оперы днем на маленькой сцене столичного клуба МГУ на ул. Герцена. Причем, памятуя о том, что нам везет с числом 13, сделали это 13 декабря, в 13 часов. Расписывая приглашения, приготовили 13 ряд, 13 место для… Пугачевой. Почему-то мне это показалось символичным: Пугачева должна сидеть на «Пугачеве» под чертовой дюжиной! На наше счастье она приняла приглашение! Ее мы усадили с Никитой Богословским. Вообще, в течение двух недель мы распространяли открытки в разные организации: Союзконцерт, Госконцерт, известным композиторам. Журналист Юра Филинов тогда признался, что впервые видит такой «бомонд» в одном месте. Яшкин «обставил» места по краям своими студентами и началось! Такого шикарного приема на моем веку еще не было! Зал «взрывался» после каждой картины!

Мокрый, счастливый, я зашел в гримерку, нашел в себе силы сказать одну лишь фразу «Спасибо, мужики!», сел на стул и уставился на дверь: кто же первый войдет? Первым вбежал… Саша Журбин — автор «Орфея и Эвридики»: «Чуваки, молодцы! Шел и думал: как же это они вшестером… оперу?… Но это было здорово!» Я уже готов был принимать очередные поздравления, как вдруг… В комнату зашел Богословский. Еще до начала спектакля меня смутило его поведение. Холодно поздоровавшись, и бросив плащ, он сразу ушел в зал. На него это было не похоже… После премьеры, буркнув: «Позвони мне, потом поговорим…» — и исчез! Пришла Алла, скромно поблагодарила, сказала, что аппаратура ужасная, зал громкий, а так… здорово! Юра тут же подсуетился и подсунул ей нашу «красную книгу». Это было его «изобретение». В нее он намеревался собирать мнения известных артистов о нас. И вот он, автограф Пугачевой, дословно: «Не знаю, кто вас может осуждать или обсуждать на нашей нищей советской эстраде!» И фирменная роспись: сердечко с падающими каплями крови…