Судьба-Полынь Книга II

— Что у тебя с головой? — изумился Ильгар. — Или это в душе такой хаос? Мне жрецы всегда виделись оплотом нового мира. Разумные, степенные… Злоба в тебе клокочет, как вода в котле под крышкой. Того гляди пар из ушей пойдет! Я тебе кое-что расскажу про дикарей и язычников. И, быть может, в твоей светлой головке появится что-то еще, помимо ненависти…

— Оставь слова для ушей тех, кому не противно тебя слушать!

Ильгар осекся. В молчании наблюдал, как невысокая девушка заканчивает работу и моет руки.

Поел он без аппетита.

Ослик бежал довольно резво и был поразительно послушным. Погонщица лишь время от времени легонько похлопывала ушастого по спине длинной палкой. Старый воин скорчился в двуколке. Его потряхивало после вчерашнего, и выглядел он жалко. Лежащий рядом мертвец, казалось, нисколько Карика не смущал.

Ехали они по старой колее, раскатанной еще до возвышения Сайнарии. Почему-то дорогу не любили ни торговцы, ни солдаты, ни странники. Ильгара это удивляло. Дорога хоть и была узкой, но зато на удивление ровной, и местность хорошо просматривалась на сотни шагов во все стороны света. Он даже расслабился и умудрился подремать в седле…

— Гляди-ка, пошире стала!

Ильгар вздрогнул. Встрепенулся и завертел головой.

По правую сторону от колеи землю рассекала трещина. По ее краям разросся странный кустарник багрового цвета, и это при том, что вокруг, на два десятка шагов, не было травы, лишь сухая земля. Трещина пролегала через холм и исчезала по другую его сторону.

— Что это такое? — удивился страж.

— После землетрясения осталась, — ответил Карик. — Только раньше поуже была да покороче. А сейчас — видишь? — почти к самой колее подобралась, зараза! Скоро не проедешь тут… К слову, по другую сторону она переходит в овраг такой глубокий, что дна не видно.

— Странно. Земля возле трещины спекшаяся, будто от жара.

— То не жар. — Девушка, так и не соизволившая назвать своего имени, вынула из кармана горсть семян и бросила в сторону провала. — Здесь произошло нечто важное для истории нового мира и Сеятеля. Никаких подробностей не сохранилось. Простой народ побаивается дороги… дураки.

Ильгар призадумался. Получалось, что место это объезжал всякий путник — даже торгаши, которые ради двух-трех сэкономленных дней готовы на брюхе ползти через тонкий лед и по раскаленному песку. Все чего-то опасались. И, видимо, не просто так. Было здесь что-то странное. Он, конечно, отнюдь не эйтар, но в травах разбирался достаточно хорошо, чтобы понять: кустарники такого цвета и вида в этих краях не расли. Они напоминали вьющийся по земле шиповник и имели багровые с прозеленью листья. Страж собрался было сорвать стебель и показать кому-нибудь из чудного народа, но передумал. Приближаться без надобности к пропасти не хотелось.

— Нехороший край, — вздохнул Карик. Жрица лишь покосилась через плечо, презрительно сморщилась — мол, негоже воину нового мира страх выказывать… тем более в обществе лесного дикаря. Они явно не впервые путешествовали вместе и изрядно друг другу надоели. «Не иначе, — подумал Ильгар, — только старик способен выдержать ее компанию. И то, прибегая к весьма… гм… сомнительным методам».

— Что ты пьешь? — спросил Ильгар.

— Снадобье, — ветеран подмигнул. Лицо у него по-прежнему было бледным, но глаза приобрели более осмысленное выражение.

— На лекарство не похоже.

— Почему же? Очень даже лекарство! Лечиться можно от разного, знаешь ли… от ран и нервов, от прошлого и будущего… А это — он щелкнул по фляге, — крепчайший щит.

— Ты слегка приволакиваешь ногу, — заметил Ильгар, — рана?

— Один из боевых трофеев, — Карик заговорил чуть тише. — Каковых у старого солдата всегда много… Этот я ухватил на Безымянной, когда ее впервые пытались форсировать. Восемь лет назад.

— Давно.

Ильгар тогда еще и не подозревал, что такое война и что судьбой ему уготована стезя солдата. А после — стража. А теперь еще и…

«Да уж. Раньше жизнь была простой».

— Для меня — будто вчера все случилось, — ветеран улыбнулся, обнажив источенные зубы. — Стрелой клок мяса и мышц с ноги сорвало. У язычников на том берегу страшные стрелы! Рвут, режут, отравляют… Боль, как сейчас помню, жуткая была! Меня друг вытащил, на плечах. Да-а, много славных парней полегло на том берегу и еще немало поляжет!

— Но ты выжил. А это немало.

— Это ж разве жизнь? — старик нахмурился. Чем-то он напоминал Барталина, разве что менее сварливого и изрядно похудевшего. — С каждым днем я пью все больше эликсира. И не потому, что нога болит — к боли быстро привыкаешь. Меня гложет то, во что я превратился. Уж лучше б мне оторвало башку!

Ильгар решил, что ветеран прав. Возить мертвецов бок о бок с девчонкой, что годится тебе в дочери, и быть мишенью для ее острот и срывания злости… Нет, никакой настоящий воин не захочет подобной участи.

— Так почему не вернешься в армию? — спросил Ильгар. — У тебя есть опыт, да и ты точно слышал про отряды строителей, мостовиков… «живые щиты»?