- Не могу я, - ответил счетоводу чей-то голос. - Мне все в жизни - тоска, я и рад бы по-другому...
- Нет в тебе, Петр, мечты! - твердо сказал третий голос. - Тебя переделать надо, а не то рано помрешь!
Ангел присел под окном, заинтересованный услышанным разговором.
- А как переделать? Вон уже одну руку переделали! - обиженно проговорил Петр.
- Ты бы хоть на звезды по ночам смотрел, и то б польза была, - прозвучал голос счетовода.
- На звезды? - переспросил Петр.
- Ну да, - сказал счетовод.
Ангел задрал голову и глянул в небо. Звезды в нем мельтешили, как мошки у вечерней свечи. И вдруг одна из ярких звезд сорвалась вниз и, описав длинную дугу, потухла.
"Вот так и я, - подумал ангел. - Только ведь я долетел сюда! Долетел!" - и спокойнее стало ему, утешился он этой мыслью и прилег на траву под окошком коптильни, слушая продолжавшийся там разговор, как сладкую материнскую колыбельную.
Глава 23
Промелькнула московская зима, растаяла. Сбежала ручейками с Ленинских гор. Собралась в лужи, впиталась в землю. И началась весна, наполненная радостными детскими голосами, короткими, по колено, платьицами и юбками, новомодными женскими прическами.
Банов с нетерпением ожидал весенних каникул, которые и ему обещали свободную неделю. Очень хотелось ему вывезти куда-нибудь Клару, куда-нибудь подальше от Москвы. Казалось Банову, что чахнет Клара в этом большом и красивом городе. Поработав секретарем у живущего нынче в Москве таджикского поэта-акына, Клара нашла себе другое место - в архиве Государственной исторической библиотеки. Первые дни возвращалась из архива радостная и восторженная, с горящими мыслью глазами. Но постепенно потух ее взгляд, побледнело лицо. И стал Банов подозревать, что перемена эта явилась результатом
опасной книжной пыли, на самом деле состоящей из распыленного, растворенного в воздухе книжного грибка, то есть самой настоящей бактерии. Прочитал он об этом грибке в научном журнале и с тех пор не мог забыть. Уже переехав жить к Кларе, перевезя свои книги и вещи, он раз в неделю проходился мокрой тряпкой по обложкам и корешкам всех имевшихся в его небольшой библиотеке книжек. И видел на лице Клары Ройд как бы доказательство правоты той научной статьи.
И вот время каникул пришло. Проведя собрание с учителями, Банов вместе с завучем Кушнеренко опечатали все классы и кабинеты, а в самом конце опечатали и его директорский кабинет. После этого попрощались и пожелали друг другу здорового отдыха.
Тем же вечером купил Банов два билета на поезд "Москва-Ленинград" .
А по дороге домой зашел в "Рюмочную". Хоть и не имел привычки пить, а зашел почему-то. Зашел, взял рюмку водки. Отошел в уголок и задумался. Мысли его были нервные, дрожащие от внутреннего напряжения.
"Где же ты, друг-Карпович? - думал Банов. - Что с тобой? И что там внизу с моим портфелем? Нашли его или нет? Наверно, нет, ведь если б нашли - уже вызвали бы меня кое-куда..."
- Эй, товарищ! - прошептал кто-то рядом. Банов оторвал взгляд от стойки с пустыми рюмками, обернулся. Увидел перед собой низкорослого заросшего серой щетиной мужичка.
- Товарищ, - снова заговорил мужик, поймав взгляд Банова. - Дай на рюмочку, а то война будет - и выпить не успеешь!..
Банов порылся в кармане сшитого из шинели пальто, вслепую вытащил пригоршню мелочи и высыпал ее в протянутую по-нищенски ладонь мужичка.
Тот что-то хрюкнул, наверно слова благодарности, и поспешил к прилавку, где скучала без дела дородная рыжеволосая "рюмочница".
"Война? - подумал Банов, вспомнив сказанное мужичком. - Может быть... Может быть..." - и тяжело вздохнул.
Глава 24