Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)

- Перекур! - объявил он с улыбкой на лице. - Сегодня у нас тут мероприятие в пересменку... Пошли!

В красном уголке завода уже сидели пятнадцать-двадцать женщин в ожидании мероприятия. Степаныч тем временем заталкивал тяжелую дубовую трибуну в левый угол сцены, освобождая место.

- Садитесь, - Акимов кивнул на первый ряд. - Сейчас еще работники кухни подойдут...

Когда работники кухни подошли и уселись рядом с контролерами в первом ряду, партсек Акимов вышел на сцену.

- Дорогие товарищи! - сказал он. - Сегодня у нас в гостях московский артист Марк Иванов с говорящим попугаем. Пожалуйста, поприветствуем гостей!

Под недружные аплодисменты в помещение красного уголка вошли двое в чем-то похожих друг на друга мужчин. У одного из них черной повязкой были завязаны глаза, в руке он держал зачехленную клетку. Шел он, уцепившись рукой за своего напарника, и при этом сильно хромал. Второй мужчина заботливо предупреждал хромого и невидящего о ступеньках и поворотах. Наконец они остановились на сцене. Тут зрячий вытащил из клетки большого попугая, посадил его на плечо напарника, что-то шепнул ему и отошел.

- Господи! - охнула негромко женщина во втором ряду. - Что из людей война делает!..

- Ну, читай! - скомандовал человек с повязкой на глазах.

Попугай посмотрел на собравшихся зрителей, покрутил клювом из стороны в сторону, потом задрал клюв к потолку, словно припоминал что-то, и так, глядя в потолок, стал декламировать.

... Озаряемый войной,

Я пишу тебе одной,

И бумага для письма

Необычная весьма...

Внезапно попугай замолчал, опустил взгляд на зрителей и, выдержав паузу, продолжил:

... У меня над головой

Вал проходит огневой.

Я пишу, а этот вал

Все сметает наповал...

- Вот это да... - прошептал пораженный Добрынин. - Ты видишь?

Ошарашенный не меньше Добрынина, Ваплахов кивнул.

- А они давно из Москвы? - Добрынин наклонился к сидевшему по другую сторону от него партсеку.

- Нет, наверно...

- Слушай, Акимов, а может, пригласим их на бутылочку, вместе с попугаем? А? Партсек задумался.

- Они же вдвоем придут... - произнес он.

- Ну да, - Добрынин кивнул. - Артист и птица.

- Не-е, с ними еще инструктор от ЦК, который его на сцену выводил.

- Ну и что? - недоуменно спросил Добрынин.

- Может, он не пьет?

- Давай на чай позовем, а там посмотрим, - предложил народный контролер.

- Ну ладно, - согласился партсек. - Я сам им скажу. А птица продолжала от души читать, и многие женщины уже всхлипывали и утирали слезы.

- Слушай, Акимов, - снова наклонился Добрынин к партсеку. - А он что, слепой?

- Нет, нельзя ему завод видеть, понимаешь. Мы ж секретные...

- А-а-а... - Добрынин кивнул.

Тем же вечером в маленькой избенке, реквизированной у семьи дезертира и переданной партсеку, собрались за одним столом Добрынин и Ваплахов, Акимов и Парла-хов, и, конечно, Марк Иванов с Кузьмой. У Иванова снова были завязаны глаза. Он сидел как-то настороженно и неподвижно, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому произнесенному невидимыми собеседниками слову.

Первым делом познакомились.

Потом Добрынин шепотом спросил у Акимова: а нельзя ли артисту хотя бы тут глаза развязать, все-таки не завод уже? Акимов вывел Парлахова на минутку в сени, а когда вернулся, прошептал контролеру:

- Нельзя, мы ж с тобой тоже секретные, а Родина артистам не доверяет.

- Ну, раз порядок такой!.. - Добрынин понимающе развел руками.

Помогавшая партсеку по хозяйству бабка Пилипчук добавила в печку дров, вытерла тряпкой большой овальный стол и поставила напротив каждого по стакану.

- Может, пока чая нет... немного согреемся? - осторожно предложил Акимов.

- Конечно, можно, - обрадовался Парлахов.

- У нас тут чистый, оптический! - похвастался партсек, вытаскивая из-под старомодного трюмо трехлитровку, наполненную спиртом.

Выпили по полстакана, и сразу теплее стало в избенке.

Ваплахов взъерошил свои густые седые волосы и как-то весело оглянулся вокруг - вспомнились ему военные полковника Иващукина, научившие его играть в карты, вспомнились сердечно и с благодарностью.

Добрынин тоже расслабился после объемного глотка, друга своего Волчанова вспомнил.

- Я ж разносолы поставить забыл, а у меня тут от дезертирской семьи целый погреб остался... Я счас... Оля! Оля, где ты?

Прибежала бабка Пилипчук, напуганная и суетливая. Быстро поняла, в чем дело, и снова убежала. А через несколько минут гости уже хватали пальцами маленькие хрустящие, на зубах малосольные огурчики и упругие моченые яблоки.

- Ну, товарищ Иванов, давайте по второму! - предложил Акимов, наполняя стаканы.

Марк кивнул. Что-то мешало ему говорить, какая-то боязнь.

- А что же вы огурчики не берете? - нависал над артистом партсек. - Съедят же!

И тут Акимов понял, что не видит артист огурчиков, и яблок не видит. И тогда, съежившись от жалости к этому маленькому хромому человеку, Акимов взял руку артиста и опустил ее ладонью на блюдо с разносолами. Марк нащупал один большенький огурец и поднес его ко рту. Во второй руке он держал стакан со спиртом.

Выпили за победу.

Тут вспомнили про попугая. Вытащил его Парлахов из клетки, посадил на плечо артисту.