Негласные обыски, конечно, не были повседневными. А вот прослушивание осуществлялось непрерывно, и это в известной мере накладывало отпечаток на атмосферу в семье. Когда я в самое необычное время суток должен был выезжать на оперативные мероприятия, дети знали: папа на работе. Но Валентина знала, что, если я, положим, должен вернуться к полуночи, а не появляюсь до трех утра, следует звонить по таким-то телефонам. Речь ведь шла об опасной работе. Договаривались без слов, языком мимики и жестов, в ходе обычного повседневного разговора. Жены, конечно, беспокоились за мужей, особенно в тех случаях, когда те задерживались. Хлеб разведчика не сладок, и этот груз семья несет вместе с ним.
В моем норвежском «десятилетии» в июне 1966 года случился приятный перерыв. Я вернулся в Советский Союз и после отпуска, проведенного в Одессе и Таганроге, вновь сел за парту. На этот раз меня направили на курсы усовершенствования и подготовки руководящего состава Первого главка. По форме занятия напоминали программу «школы № 101», но проводились на более высоком уровне, для профессионалов. Офицеры с практическим опытом чувствовали себя более раскованно и материально были обеспечены лучше. Откровенно говоря, это было не только учебой, но и возможностью перевести дух.
Преподавателями были опытные разведчики, в том числе и те, которые помогали добывать для Советского Союза американские ядерные секреты после войны. Одним из них был Владимир Барковский, работавший в свое время в Англии и имевший непосредственное отношение к Киму Филби и другим участникам «великолепной пятерки». Нам было известно, что Барковский имеет большие заслуги в получении информации по атомному проекту «Манхэттен», но он никогда не хвастал этим. Такие скромно вершившие большие дела люди приходились по душе моему поколению.[2]
Наиболее интересным в учебе на курсах УСО было общение примерно с 20 коллегами, за плечами которых, несмотря на относительную молодость, уже был солидный опыт практической работы в самых различных уголках земного шара. Большинство из них стали моими друзьями на всю оставшуюся жизнь.
Окончив курсы и проведя остаток года на работе в Третьем отделе ПГУ, в январе 1968 года я вновь — теперь в последний раз — отправился в Норвегию. Выезжал я в звании капитана, но по линии прикрытия занимал должность первого секретаря посольства, что было не совсем обычным. Как правило, на такие дипломатические должности назначались подполковники и полковники. Мне было поручено стать заместителем резидента по линии политической разведки.
Бочка меда редко бывает без ложки дегтя. После полуторагодичного безоблачного пребывания в Советском Союзе я вернулся в Норвегию в то время, когда в другой части Европы — Чехословакии уже зрели события, ставшие для всей социалистической системы серьезным испытанием. Весной 1968 года отношения между руководством Советского Союза и Чехословакии заметно осложнились. В то время как Брежнев и его окружение повернулись спиной к предлагавшимся Косыгиным реформам и все больше внимания уделяли сохранению своих кресел, правительство А. Дубчека в Чехословакии взяло курс на либерализацию экономики, расширение свобод, допущение плюрализма мнений и большей политической терпимости к оппонентам. Советское руководство опасалось, что такое развитие событий может привести к выходу Чехословакии из Варшавского договора. Через разведывательные каналы мы знали, что Запад предпринимал все возможное, чтобы повлиять на направленность реформ в Праге. Речь шла не о прямом вмешательстве, а о политической поддержке и материальной подпитке некоторых групп. Чехословакия не выходила у нас из головы. Трагическая развязка наступила 21 августа 1968 г., когда войска Советского Союза и других союзников по Варшавскому договору вошли в Чехословакию.
Как и во время венгерских событий 1956 года, я воспринял происшедшее с горечью. Участие ГДР в акции было встречено в Чехословакии особенно тяжело, поскольку психологически ассоциировалось с вторжением немецких войск в 1938 году. И все это было сделано, чтобы остановить реформы, целесообразность которых незадолго до этого рассматривалась в Советском Союзе.
Ввод советских войск произошел неожиданно. Сообщение о нем я получил лишь за несколько часов до начала операции и немедленно проинформировал посла. Независимо от чувств, которые нас переполняли, мы обязаны были отстаивать официальную точку зрения. Это было крайне трудно.
Вокруг посольства в Осло собирались огромные толпы норвежцев, протестовавших против ввода войск. Они пытались уничтожить или заблокировать служебные автомашины, размахивали плакатами, выкрикивали в адрес СССР и посольства угрозы и ругательства.