Судьба Риголетто

— Что это с ним такое? — спрашивал Дядя, — Ещё с ночи залез под шкаф и сидит там. Ага. Никогда он под шкаф не лазил. Чего ему, это, там делать? Притих там и ага. А ну, пошли!

Мы вышли, Дядя закрыл дверь на ключ, а Риголетто усадил на пороге.

— Вот, пусть здесь побудет. На улице тепло. А я, это, вечером приеду. Ничего с ним не случится. Подождёт.

Я выходил последним и закрывал за собой калитку. Приподнявшись, заглянул через забор. Риголетто нелепо сидел на заду, мелко перебирая передними лапами, и неправильно выбранный центр тяжести стремился его опрокинуть. Смешной показалась мне эта поза — может по этому я и не обратил внимания на его отсутствующий взгляд и на то, что он слишком часто облизывается. Мы оставили его и уехали. Мы спешили. Откуда мы знали, что оставили его умирать?

Ближе к вечеру, возвращаясь домой, я остановился у Дядиной калитки. Став на камень, заглянул через забор — утреннее поведение Риголетто тревожило меня. То, что я увидел — поразило. Внутри всё замерло. Я зашёл в калитку и не почувствовал, как ударил шестьдесят третий уголок, запутался в буксирном тросе и споткнулся о рельсину. На пороге, привалившись к двери, лежал на своём горбу Риголетто. Он был мёртв. За оскалом мелких зубов я увидел лицо измученного старика. Оба его тёмно-коричневых глаза — шарика были открыты и смотрели в небо. В них навсегда остался страх. Да-да! Именно страх.

Я не понимал. Почему страх? Ведь смерть убивает боль. Он знал, что смерть принесёт ему облегченье, свободу. Так чего он боялся?

Я не понимал. Почему мне самому так больно, когда я смотрю на него? Что потерял я? Это даже не моя собака. Дядина. А Дядя еще не знает.

Всего лишь год прожил он на свете. Один год — четыре сезона. Родившись весной, он так и не узнал запаха сирени. И летом не смог пробежать по утренней росе. Осенью он не увидел, как выросли помидоры в Дядином огороде. А зима холодно прошла мимо, не оставив в короткой памяти вкуса первого снега.

Он не видел своей матери, у него не было детства, из ребёнка он сразу превратился в больного старика. Он не знал ни одного сородича из собачьего племени. Он не мог разгрызть самую мягкую куриную кость, — в жизни его не было даже самой малой собачьей радости.

А что у него было. Страшная догадка пришла в голову.

Боль!

Как же нужно быть обделённым судьбой, чтобы ценить в своей жизни только боль? Неужели это ее он так боялся потерять? То единственное, что он познал в полной мере? Если так, то кто ему преподнес этот замечательный подарок?

Кто-то из вас сделал его калекой. Я хочу спросить. Вы, разве, не читали Тургенева? А Чехова? А Джека Лондона? А французский лётчик, который победил в войне за ваше сердце, а сам сгинул в пучине Мирового Океана? Ведь он предупреждал, что мы в ответе за тех, кого приручили.

Я вижу вас бесполезно учить доброте. Поэтому хочу дать только совет — обращайте внимание, хоть иногда, на то, что вы бросаете в мусорный ящик.

19 декабря 2002 г.