– Извините. Можно попросить вас немного подождать с этим, я бы хотела рассказать вам с мужем историю этого письма и о фото, которые вам принесли.
В этот момент в коридор вышел отец, и мягко отстранив маму, пригласил Пелагею пройти в комнату.
– Гость в доме радость. Проходите женщина в главную комнату, она направо по коридору и потом налево.
– Спасибо, я помню.
В комнату вслед за мужем и мной вошла мама.
– Присаживайтесь, сейчас я вас с мужем напою чаем.
– Галина Семёновна, не нужно пока чаю. Я хочу продолжить наш разговор про письмо, полученное вами и мужем из архива. При этом прошу отметить тот факт, что принесли его точно в написанный на конверте срок. НО! Вы обратили на дату его создания?
– Откровенно говоря, мы ни конверт, ни фото толком и не рассматривали. Понимаете, у нас в семье горе, погиб наш единственный сын Марк. Не до того нам.
– А что с ним случилось?
– Его сначала убили, а потом его тело сожгли, облив бензином. Как сказал нам потом патологоанатом, слава богу, что в тот момент он был уже мертв.
– Убийц, надеюсь нашли?
– Нет. Ни свидетелей, ни подозреваемых.
– Ну, о них я позабочусь потом, я примерно знаю, как наказывают зверей в человеческом облике. Видела своими глазами. Просто нужна хорошая лопата …
– Полиция никого не заподозрила.
– Ваше горе я отлично понимаю, у меня у самой совсем недавно погиб муж, я сама пережила его буквально на половинку часа. Н-да.
– Даже так? Не совсем понятно, но мы тоже сочувствуем вам.
– Зовите меня просто Пелагеей, так мне будет привычнее. Но для начала, я снова начну с конверта. Посмотрите и обратите внимание. Вот. Дата его создания, 1943 год. Вот штамп газеты, которая передала его в свой архив. Тут виден штамп архива и роспись о принятии. Опись вложенных фото. А вот тут в углу четко написан ваш адрес. Понимаете, в том далёком военном 1943 году, вашего дома и этого адреса тогда просто не существовало. А ведь написана улица, номер дома, квартира, ваши имена и фамилии. Чуть ниже крупными буквами написано – вручить его лично вам, и именно вчера. Понимаете, Вам! Вчера! На другой день после гибели вашего сына.
Отец, пожал плечами. – Кто его знает, что там с датой вручений напутано, мы-то тут с сыном каким боком?
– Герасим Антонович, Галина Семёновна, сейчас мы подходим к самому главному. Я не стану ни о чем вам говорить, или предупреждать. Просто не могу. Я предлагаю вам спокойно посидеть и хорошенько рассмотреть эти партизанские фото тех лет. Возможно, на них вы заметите что-то, что может помочь вам кое-что вспомнить про вашего сына.
Я разложила фотографии на столе и родители стали брать их и вглядываться в них.
– Погодите, – отец взял маму за руку и стал показывать ей на меня в разных фото. – Вы хотите сказать, что на всех этих фотографиях тех лет есть девушка очень похожая на вас Пелагея?
– Да. Но это только внешняя и видимая часть айсберга, о котором я хочу вам рассказать. Без подготовки и принятия некой другой информации, которую вы должны вспомнить только сами, сразу вываливать на стол настоящее положение дел, прямо говоря саму правду, будет жестоко, и боюсь этого слова, бесполезно. До главного акцента в этих фото вы должны дойти сами. Давайте сделаем так. Я сейчас выйду, не люблю маячить за плечами, и пойду посижу на лавочке на улице у подъезда. А вы, если что-то вспомните, позвоните мне вот по этому номеру. Я поднимусь снова, и мы продолжим говорить. Если же нет, ну значит, не судьба. Я уеду и больше никогда не появлюсь в вашей жизни. Не нужно меня провожать. Я ещё помню, как захлопывается входная дверь.
Я сидела почти час, и когда я уже хотела подняться и уйти, мой телефон зазвонил. Задыхающийся голос мамы спросил.
– Вы имели в виду оговоренный с нашим Марком знак, что он в опасности?
– Галина Семёновна. Ваша попытка проверить меня провалилась, этот знак обозначает, что у вашего сына всё в порядке.
– Поднимайтесь.
Я снова с дома, снова сижу за семейным столом, и родители с нетерпением смотрят на Пелагею.
– Сейчас я начну свой рассказ, но вы оба должны дать мне самое-самое, твёрдое-твёрдое слово, что вы выслушаете мою историю до самого конца, и не вышвырнете меня как лгунью и аферистку. Впрочем, я сразу могу сказать, лично от вас мне ничего не нужно. Итак, вы готовы слушать ложь и враньё, про вашего сына Марка?
– Ложь и враньё?
– Да Галина Семёновна. Ибо мой рассказ как говорил в кино старик Хоттабыч, невозможен и невероятен.
– Вы действительно будете врать нам?
– Нет. Всё, о чем вы услышите, будет удивительной и фантастической правдой. Но начну я рассказывать о Марке в третьем лице, так будет вернее. А уж верить или нет, решать вы будете сами. Что касается того, что от всего этого получу я? У меня исполнится мечта и желание ещё раз увидеть в ваших глазах веру и любовь.
– Не так мало как кажется, – грустно пошутила мама.
– Хорошо, я начинаю. Совсем недавно вы отправили своего сына Марка в спортивно-туристический лагерь, где его записали в первый старший отряд и жизнь для него показалась радостным калейдоскопом …