Судьба шута

Я вернулся в лето, к слабеющим лучам солнца. Под деревьями легли длинные тени. Я опустился на лесную траву и закрыл руками лицо. Я даже не мог плакать. Шут сидел рядом, похлопывая меня по спине, словно я был маленьким ребенком, и напевая нежную глупую песенку на своем древнем языке. Постепенно мое дыхание стало успокаиваться. Когда я сумел убрать руки от лица, он сказал:

– Теперь все в порядке, Фитц. Ты вновь обрел цельность. На этот раз, когда ты вернешься назад, ты сможешь вспомнить свою прежнюю жизнь. Полностью.

Прошло еще некоторое время, и я понял, что вновь способен глубоко дышать. Затем я поднялся на ноги. Я двигался с такой осторожностью, что Шут подошел ко мне и взял за руку. Но мои шаги замедлялись не от слабости, а от удивления. Я был подобен человеку, к которому вернулось зрение. Каждый листок казался мне удивительно-ярким, у нас над головами пели птицы, и мой Уит был таким острым, что я не мог сосредоточиться на вопросах, которые негромко задавал мне Шут. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь густую листву, золотыми стрелами озаряли вечерний лес. В них медленно кружилась и блестела пыльца.

Мы подошли к ручью, я опустился на колени и напился холодной сладкой воды. Но когда я наклонился, мое внимание привлекло дно ручья. Прозрачный мир движущейся воды, разноцветные гладкие камушки, мягкие колышущиеся пальцы водорослей. Серебристая рыбешка промелькнула между листьями и исчезла. Я попытался поймать другую, но она легко ускользнула из моих неловких пальцев, и я рассмеялся. Я поднял взгляд на Шута, чтобы проверить, видит ли он все это, он смотрел на меня – с любовью, но без улыбки. Он положил руку мне на голову, словно отец, благословляющий ребенка, и сказал:

– Если думать обо всем, что со мной произошло, как о звеньях одной цепи, которая привела меня сюда, где ты стоишь на коленях возле воды живой и обретший целостность, что ж… тогда уплаченная цена не слишком велика. Когда я вижу тебя таким, я исцеляюсь сам.

Он не ошибся. Я вновь обрел себя.

В этот вечер мы не стали покидать окруженную лесом площадь. Я развел новый костер и почти всю ночь просидел, глядя в огонь. Как если бы я приводил в порядок свитки или сортировал лекарственные растения для Чейда, я вспоминал годы, прожитые мной после того, как я отдал половину своей жизни. Полустрасти. Отношения, в которые я ничего не вкладывал и ничего не получал в ответ. Отступления и увертки. Уход. Шут лежал между мной и костром, делая вид, что спит. Я знал, что он стоит на страже. Ближе к рассвету он спросил:

– Я сделал что-нибудь не так?

– Нет, – спокойно ответил я. – Это я много лет назад совершил ошибку. А ты вернул меня на путь истинный, чтобы я мог все исправить. – Я еще не знал, как это сделать, но не сомневался, что попытаюсь.

Утром я затоптал костер на площади. Мы оставили шатер Элдерлингов трепетать на ветру и сбежали от летней грозы. Потом мы разделили мою зимнюю одежду. Шут приложил свои пальцы к моему запястью, и мы шагнули в черный монолит, соединенные Скиллом.

Мы вышли из Скилл-колонны в ледяном дворце Бледной Женщины. Шут простонал, сделал два неуверенных шага и опустился на колени. Путешествие далось мне легко, хотя на миг у меня закружилась голова. Потом почти сразу же на меня обрушился холод. Я помог Шуту подняться на ноги. Он с удивлением озирался по сторонам, обхватив себя руками, чтобы хоть как-то согреться. Я дал ему немного времени, чтобы прийти в себя и выглянуть из покрытых изморозью окон на снежный ландшафт. Потом он с благоговением осмотрел Скилл-колонну.

– Пойдем, – сказал я.

Мы спустились по лестнице и задержались в комнате с картой. Мой друг с интересом взглянул на изображенный на ней мир. Длинные тонкие пальцы Шута пробежались по неровной поверхности моря и повисли над Бакком. Не касаясь карты, он указал на четыре самоцвета возле Баккипа.

– Эти самоцветы… ими обозначены Скилл-колонны?

– Наверное, – ответил я. – А это Камни-Свидетели.

Он легко коснулся побережья к юго-востоку от Баккипа. Здесь не было ни одного самоцвета. Шут покачал головой:

– Никто из живущих здесь меня не знает. Глупо даже думать об этом.

– Думать о возвращении домой не глупо, – заверил его я. – Если я попрошу Кетриккен, она…

– Нет, нет, нет, – прервал меня он. – То была лишь глупая фантазия, Фитц. Я не могу туда вернуться.

Закончив изучать карту, мы спустились по лестнице и попали в лабиринт, залитый бледно-голубым светом. Мне показалось, что мы вернулись в старый кошмар. Мы шли, и я чувствовал, как нарастает беспокойство Шута. Он побледнел – и не только от холода. Следы синяков на его лице напоминали о власти, которую имела над нами Бледная Женщина. Я пытался держаться каменных туннелей и безуспешно искал выход. Так мы переходили из одной комнаты в другую, и красота дворца тронула мое сердце, хотя я продолжал тревожиться из-за Шута, который не проронил ни слова. Возможно, мы ошиблись и он еще не был готов вернуться в те места, где его жестоко пытали.