Судьба — солдатская

Фортэ разжигал костер, чтобы приготовить настоящий, как он сказал Вале, обед. Валя чистила картошку. Нога выше зажившей раны неприятно ныла. Это напомнило о Залесье, о Петре, нагнало тоску.

Печатник пренебрежительно поглядывал на Фортэ и нахваливал Валю за умение готовить, хотя готовил Фортэ, а она только помогала — плохой из нее кашевар был: чему-чему, а этому мать не учила ее. Спиридон Ильич, отхлебывая из миски, посмеивался над комиссаром:

— И спорить было незачем. Пока разбирались бы, что там, в городе, нас бы и нащупали… Да какие там и места для нас? Не развернешься. То ли тут! Немец прет по дорогам… фронт-то ближе. Вот как оседлаем дорогу Ляды — Заянье, вот тогда фашисты попляшут камаринского!.. Тут надежно. Осмотримся, может, еще получше место найдем. На зиму лагеря два-три оборудовать надо… так, чтоб с продуктами и прочим.

После обеда всяк принялся за свое дело. Валя примкнула к Анохину, который с несколькими бойцами строил шалаши. Работа спорилась, и Валя, войдя в азарт, не заметила, как прошло добрых четыре часа.

Вернулись разведчики с запада. Объяснили, что прошли до самых деревень. Осмотрелись основательно. Места действительно глухие, а крестьяне сидят по домам, видно. В поле у деревень никого. На дороге Ляды — Заянье видели колонну немецких автомашин. Уверяли, что «промыслы» на этой дороге будут удачнее, чем возле Пскова.

Морозова беспокоил участок к востоку от лагеря. С запада между деревнями и Яней лежали леса и болота, к востоку же от Ляд шла заросшая лесом высокая гряда почти до речки. Разведчиков, которые ушли к этой гряде, ждали до позднего вечера. Не дождались и послали навстречу им Печатника с бойцом. И они ушли по единственной тропе, ведущей туда вдоль Яни. Теперь ждали уж их возвращения. Волновались. Фортэ нет-нет да и присаживался к мешку со шрифтом, который на этот раз Печатник почему-то не спрятал, а вручил ему на хранение. Перебирал литеры. Большие глаза его наполнились глубокой печалью и смотрели на них неподвижно.

Валя ушла за росшую недалеко от костра старую осину и засмотрелась на мертвенно-застывшую речку. Густой хвойный лес, подступавший прямо к берегу, отражаясь, чернил воду. Будто среди зелени змеилась застывшая смоляная лента.

Вернувшись к шалашам, Валя посмотрела на отца, который стоял с комиссаром перед пятью бойцами.

— Охрана в эту ночь должна быть усиленной, — говорил Морозов. — До полуночи будете нести ее вы с комиссаром во главе. Потом вас сменим мы. И чтобы у меня не спать!

С оставшимися в лагере он начал мастерить переход через речку: подпилив, свалили на русло старую мохнатую ель, доставшую вершиной до того берега. Потом нарубили кольев и вбили их вдоль ствола. К кольям прикрутили жидкими таловыми прутьями жердины. Когда верхние ветки на стволе ели обрубили, получился неплохой, с поручнями мостик. Правда, с той стороны речки место было топкое, но на топь набросали осинника и еловых лап.

Мост был готов уже к темноте. Валя с отцом залезли в шалаш.

— Спи, — сказал он и лег, прижавшись к стенке.

Валя раздеваться не стала. Долго лежала на спине. Лениво перебирала прошлое. Вспомнила, как шла в отряд: пока не увидела отца, все не верилось, что парень ведет ее к нему. Память вырвала ту ночь, когда Петр приезжал в Псков за семьями командиров, встречу с Сутиным. Зябко поежившись, Валя осторожно, чтобы не разбудить отца, выползла из шалаша. Осмотрелась. В стороне, у осины, стоял постовой. У входа в соседний шалаш сидел, сгорбившись, Фортэ.

— Вы бы легли, — сказала ему Валя.

Он повернул к ней лицо. Долго смотрел на нее. Проговорил:

— Вы сами спите. Я высплюсь. Я привык, — и вдруг поднялся.

Из леса, откуда ждали разведчиков, вышли… пятеро. Печатник с Эстонцем несли что-то на самодельных носилках, а остальные следовали за ними. Часовой, распознав в людях своих, пошел к ним навстречу.

Самодельные носилки поставили перед шалашом Морозова. На них лежал человек. Валя испуганно приглядывалась к прикрытому травой телу.

Партизаны повылезали из шалашей. Поднявшийся Спиридон Ильич сказал дочери:

— А ну, Валь, ты ведь у нас того… медицина вроде бы. Взгляни.

Боец из разведки говорил:

— Идем по тропе и видим в траве-то… Подошли. Стонет чуток, а сознания нету…

Валя нагнулась над носилками. Подняла с лица траву… Заглушив слова бойца, она дико вскрикнула и, припав к голове Чеботарева, по-бабьи зарыдала. Только один Спиридон Ильич и понял, что выкрикнула она: «Пе-еть!» Присев над Петром и так застыв, он слушал, как этот крик, отдаляясь, эхом катится по ночному незнакомому лесу.

Глава десятая

1

Со своим отрядом обер-штурмфюрер барон Генрих фон Фасбиндер колесил в междуречье Люта — Черная — Яня несколько дней, и только потом он выбрался наконец, устав от бесконечной тряски по проселкам, на дорогу Заянье — Ляды, ведущую к Стругам Красным, откуда стало рукой подать до Пскова.

Время было полуденное. Барону захотелось вдруг пображничать на лоне природы. Сняв черные очки — в глаза било солнце, — он обернулся и высказал свое желание ехавшим с ним Карлу и Зоммеру. Карл любил поесть и обрадовался.