Судьба — солдатская

— О чем ты? — выдавил наконец Петр. — Я не понимаю тебя.

— Не притворяйся! — резко оборвал его Федор. — Я ведь не требую, чтобы ты рассказывал, о чем у вас был разговор с этим… товарищем. Было бы можно, ты сказал бы сам.

Оба помолчали. Чеботарев стоял с низко опущенной головой. Слова Федора убили его.

— Только вот что скажу я тебе, — услышал он наконец тихий голос друга. — Кто бы что когда ни сказал обо мне, помни: я никогда не изменю советскому народу, потому что сам советский и с ним моя совесть. Это есть и моя тебе клятва. Что бы со мной ни случилось, никогда не верь, что я предатель. Я умру, но не предам.

Зоммер поглядел на красноармейцев возле крыльца, на «эмку». Серые умные глаза Чеботарева тоже пробежали по машине и остановились на лице Зоммера.

— Зачем ты все это говоришь мне? — спросил он Федора. — Я в тебя верил, верю и буду всегда верить без клятв.

— Возможно, — вырвалось у Зоммера, и он почему-то зашептал, приблизившись почти вплотную к Петру: — Ты еще не понимаешь, что такое «я — немец». А я действительно немец и действительно чувствую к немцам из Германии кровное родство. Нас разделяет немногое на первый взгляд — место, где мы родились, выросли. Словом, родина… А на самом деле между нами пропасть — нас разделяют идеи, цели жизни: советские немцы строят коммунизм, а немцы фашистской Германии под видом исправления «исторической несправедливости» — этой навязанной им выдумки Гитлера — участвуют в оголтелом империалистическом разбое. Как видишь, разница тут большая.

Он смолк. Взял Чеботарева под руку, и они пошли по дороге к кладбищу. Чеботарев смотрел на пятиконечную звезду над пирамидальным обелиском, поставленным над братской могилой расстрелянных белогвардейцами в гражданскую войну партизан. Слушал, как Зоммер говорил:

— Да, я немец. И я глубоко переживаю за тех немцев, которые томятся в застенках гитлеровских тюрем и в лагерях, и страстно ненавижу — не меньше, а больше, чем люди других наций, — тех немцев, которые нацепили на себя свастики и позорят немецкий народ. И об этом я не постыжусь сказать кому угодно. Немец немцу — рознь, и нацию составляет все то лучшее, что в ней есть. Не гитлеровская же свора ее цвет! Это понимают все передовые люди.

Они поравнялись с обелиском, повернули обратно.

Чеботарев машинально смотрел теперь на пятистенок с высоким летником — его хозяин-кулак и выдал, по рассказу жителей деревни, партизан белогвардейцам. Слушал, как Зоммер говорил, будто рассуждая сам с собой:

— Надо всегда на все глядеть трезво. Мне не стыдно за то, что я немец, и меня охватывает глубокая скорбь, когда я думаю, какую трагедию переживает сейчас Германия. Этого, конечно, не понять таким, как Сутин. До них никогда не дойдет, что нормальному ребенку невозможно оторваться от груди матери. А моя мать — Советский Союз. — И рассказал: — Вчера допрашиваю гитлеровца, а этот Сутин дневальному говорит: «Тоже нашли переводчика! Да у него самого немецкая кровь. Против единокровных не пойдет…» Хорошо хоть, тот оборвал его. А ведь кто-то мог и поверить!

Чеботарев удивился. Никак не укладывалось в голове, что Сутин может пойти на такую пакость. Возмущенно воскликнул:

— Что он, сдурел?

— Ты, друг мой, наивен бываешь, как дитя, — обрезал незлобно Зоммер. — Твой Сутин что хочешь скажет, если почувствует, что за это и ему перепадет.

На крыльцо выскочил дежурный по роте Растопчин. Крикнул:

— Командиры взводов, к командиру роты! Заниматься поотделенно!

Зоммер пошел к красноармейцам своего отделения, которые кучкой стояли в сторонке от остальных и, поджимая животы, смеялись, слушая Слинкина.

Отделения строились.

Чеботарев стал в строй. Думал: «Вот бы все это сказать подполковнику! — И тут же решил: — Нет, не сумел бы я о тебе сказать, Федор, как ты сам».

Опять топали с добрый час: ходили строевым шагом, в ряд, в шеренгу, поворачивались налево, направо, кругом… Повторяли приемы с винтовкой… Когда командиры взводов вышли из школы, все уже так выдохлись, что Чеботареву даже подумалось: «Лучше бы за диверсантами гоняться по лесу», а когда следом за ними показался на крыльце подполковник в сопровождении Холмогорова и Бурова, у него внутри что-то екнуло. Но подполковник направился к машине, где уже сидел шофер. Чеботарев прошептал: «Пронесло!» — и глянул на Зоммера, который продолжал командовать отделением. Молча Петр ругал Федора: «Паникер ты! Этот подполковник — Человек с большой буквы! Сам приехал, а не Вавилкина своего прислал. Приехал, разобрался и укатил восвояси. Может, кому-нибудь за дезинформацию еще влепит как следует».

Но угнетенное состояние не проходило. Чеботареву казалось теперь, что в разговоре с подполковником он вел себя неправильно. «Молчал, как дурак, — выходил из себя Петр. — Надо было выложить ему все о Федоре. Рассказать, какой он честный парень, верный, принципиальный… Я же многое о нем знаю!..»

Глава пятая

1