Судьба — солдатская

Одевшись, Валя вышла в садик.

Стояла белая ночь. Солнце уже опустилось за горизонт, но лучи его мягко освещали небо… В полумраке серели крыши домов, мертвых, без огней. Валя бросила сонным голосом:

— А затемнение соблюдают.

— А как же, — в тон ей ответил отец. — Это если мигальщик какой появится, тогда другое дело. Ну да его живо сцапают. У нас сейчас патрули везде. И наши, из истребительного, дежурят… помоложе кто.

Валя знала, что есть люди, которые в ночное время фонариками показывают немецким летчикам, где надо бомбить. Но она никак не могла понять, как это можно предавать своих? На память пришла легенда о том, как в тысяча двести сороковом году, когда Александр Невский, разбив на Неве ярла Биргера из шведского рода Фолькунгов, ушел во Владимиро-Суздальское княжество, на Псков напали рыцари Тевтонского ордена. Горожане стойко защищались. Но немцам помог изменник, псковский посадник Твердило Иванкович. Будто ночью он показал врагу подземный ход из Завеличья под рекой Великой в кремль, и враги пробрались в город. «Может, и выдумка это, — вздохнула Валя. — Только ведь исторически достоверно, что Твердило «владел в Пскове вместе с немцами», то есть предательски сотрудничал с ними… торговал… Навряд ли выдумка. Без предателей нигде не бывало… Вот и у нас… ведь вот они, появились… Что же это за люди? — И ответила сама себе: — Это люди без Родины. Ужасно! Разве можно идти против своего же народа, против отечества?..» Глядя на чернеющие в сумерках остатки дома Акулины Ивановны, вчера сгоревшего от немецкой зажигательной бомбы, спросила отца:

— Все же странно. Сколько врагов народа выявили, а этих вот вовремя не поймали. Почему так?

Отец не ответил. Они прошли за яблони. Возле грядок, где росла клубника, возвышался холмик.

— Это и есть твой склеп?

— Это и есть. Все сделано как полагается. Рассчитано на пять мест. — Отец сел перед укрытием на скамеечку, которую смастерил, врыв в землю столбики и прибив на них доску. — Иди. Я полезу, коли нас бомбить начнет.

Соседка с сынишкой и мать были в склепе. Слышалось тревожное завывание мотора. «По одному летят», — пронеслось у Вали в голове, и она поставила ногу на ступеньку. Действительно, скоро в грохоте зенитных орудий и треске пулеметов она различила глухой взрыв, потом второй, третий… Над вокзалом подымалось зарево. Что-то горело. В небе рвались зенитные снаряды, по нему шарили лучи прожекторов, его прорезали пунктирные потоки из красновато-желтых точек от трассирующих пуль… Мать потянула Валю вниз. «Хорошо, что раненых всех с санитарного поезда успели вывезти», — думала, спускаясь, Валя.

Уже там, в склепе, Валя ощутила легкий озноб, вызванный страхом. Пересиливая его, она спросила, как ей показалось, даже с веселой ноткой в голосе:

— А поспать тут есть где?

Спиридон Ильич, спускавшийся следом, серьезно ответил:

— Не предусмотрел, но можно устроиться на одной лавке, мы и на другой как-нибудь поместимся.

Валя легла на холодную, сырую скамью, покрытую каким-то тряпьем.

— Дела-а, — растягивая слова, ворчал в темноте отец. — Никак, опять вокзал бомбит! Уж больно близко рвется. Парализовать снабжение фронта хочет, гадина!.. И над складами военными, кажись, кружит. В той стороне зенитки тоже бьют.

А Валя засыпала. Сначала ей казалось, что она таскает носилки с ранеными. Потом увидела себя среди бойцов, залегших в цепь и, несмотря на невиданный огонь врага, упорно удерживающих оборону; Валя выполняла обязанности сандружинницы. Уже обессилевшая, она все выносила с поля боя раненых, а глаза шарили по окопам и стрелковым ячейкам, отыскивая Петра, который — видела она — раз показался из-за бруствера траншеи. «Схожу туда. Может, он там кровью истекает», — твердила про себя Валя, когда возвращалась со сборного пункта раненых, а ноги вдруг перестали повиноваться. Раздался глухой взрыв… Земля под ногами ходила ходуном, расступалась. Теряя последние силы, Валя глубже и глубже тонула, засасываемая в земляную толщу, и никак не могла выкарабкаться.

Когда она открыла глаза, с потолка сыпалась земля, а мать ее шептала что-то бессвязное. Акулина же Ивановна, обхватив Кольку, плакала — тихо, словно боялась разбудить ее, Валю. Отец выглядывал из склепа и негромко говорил:

— Уймитесь! Это шальная… Разве ему попасть в нас? Мы… точка. — И спускаясь уже обратно в убежище: — В грядку с морковью попал. Весь огород, гадина, попортил.

Валя села. С замиранием сердца вслушивалась в одинокое уханье рвущихся где-то не очень далеко бомб да в неистовую стрельбу зениток, а думала о Петре.

2

Старший оперуполномоченный посоветовал Холмогорову с Буровым поиск диверсантов вести мелкими группами и сразу по всей территории, отведенной роте. На следующий день так и сделали.

Варфоломееву участок достался дальний. До него шли взводом, а потом рассыпались по отделениям.

Курочкин вывел свое отделение на лесную опушку.

По косогору раскинулось ржаное поле. Град обошел его стороной, и рожь стояла здесь невыбитая, густая, сильная.

Нигде не было видно ни души.