После второго глотка «Дом Периньон» Мейзи повернулась ко мне и заговорила так, будто знала, что мы приехали приобрести и какую задачу мне предстояло решить с этими приобретениями. «Том, если Том твое настоящее имя, ты боишься битвы, которая лежит впереди?»
Помня, что говорила мне Аннамария, я ответил:
— Да, мэм, я боюсь, но, надеюсь, мой страх пропорционален угрозе.
— Я чувствую в тебе сильное стремление, неуемное желание. Я надеюсь, ты не жаждешь умереть.
— Нет, мэм, я жажду перейти в последующий мир. Но не мечтаю о страданиях.
— Никто из нас не мечтает. Но тем не менее мы все страдаем. Пока не переходим в состояние, которого несколькими годами раньше достиг Оскар.
— Вы хотите сказать… стал полностью синим и выглаженным?
Мейзи ослепительно улыбнулась, все ее лицо засияло. Ее окружала аура полнейшего спокойствия и великой силы. Необычайно прямой взгляд предполагал, что однажды она смотрела Смерти в лицо и более не боится того, что может увидеть в других глазах.
Позднее я узнал от миссис Фишер, что Мейзи работала адвокатом в одной из ведущих юридических фирм Манхэттена в то самое время, когда Кипп успешно торговал акциями. После того, как на «Ю-тубе» появился тот самый видеоролик, снимающий обвинения с Киппа и изобличающий бывшего политика в краже денег инвесторов, их пошатнувшийся мир вроде вернулся к нормальному состоянию.
Но потом случалось ужасное. Старший партнер в фирме Мейзи представил ее двум новым клиентам. Мистеру Ризонеру и мистеру Пауэру, бизнесменам, которые хотели бы подать жалобу на своего главного конкурента, связанную с нарушением патентных прав, вроде бы легкое дело, с учетом ее квалификации. Поскольку клиенты выказывали осторожность, граничащую с паранойей, первую встречу решили провести в звуконепроницаемой переговорной. Представив друг другу адвоката и клиентов, старший партнер извинился: «Я на секундочку» — и отбыл без объяснений. Когда мистер Ризонер сел за стол и открыл брифкейс, мистер Пауэр пересек комнату, чтобы поближе рассмотреть бронзовую скульптуру, которая ему очень понравилась. И когда он проходил позади Мейзи, та почувствовала укол в шею.
Придя в себя, обнаружила, что руки привязаны к подлокотникам стула, во рту резиновый мячик, а губы заклеены изолентой. Примерно час мужчины обсуждали свои любимые методы пыток и, пока говорили, периодически зажимали ей нос, отпуская, лишь когда ее охватывал страх, что она задохнется. Они определенно хотели, чтобы она поняла: нигде ей не чувствовать себя в безопасности, если такое может случиться с ней даже в роскошном офисе престижнейшей юридической фирмы. И если она не может доверять старшему партнеру — возможно, любому старшему партнеру, возможно, кому угодно — в фирме, где она проработала одиннадцать лет, тогда она не может доверять никому.
Это расплата, сказали они, за то, что Кипп проделал с сенатором. У того осталось много верных и влиятельных друзей, которым все это не понравилось. Кипп невиновен, все правильно, но значения это не имело. Невинные и существовали исключительно для того, чтобы их использовали. Да, возможно, кроткие унаследуют землю, но не теперь, не до скончания времен. А пока кроткие и невинные должны учиться смиряться с тем, что с ними проделывают, и терпеть.
Ризонер и Пауэр, которых, естественно, звали иначе, предупредили, что на этот раз они не причинят ей вреда по одной простой причине: наказание, которое они с Киппом заслужили, будет растянуто во времени. Через дни, недели, а то и месяцы они вновь застанут ее врасплох вчетвером, а не вдвоем и будут жестоко насиловать, пока не удовлетворят свою похоть. После этого могут дать ей несколько месяцев, может, целый год, чтобы она могла хорошенько подумать об их третьем визите. Никто не мог оставаться настороже изо дня в день, двадцать четыре часа в сутки, и никаким телохранителям, нанятым ею, она не сможет доверять на все сто процентов, потому что люди так легко покупаются. И в третий визит они подвергнут ее пыткам, ослепят, нанесут черепно-мозговые травмы, которые превратят ее в прикованного к постели инвалида, но не убьют. Наказание Киппа будет состоять в том, что ему придется нести чувство вины, которое будет только нарастать: он постоянно будет видеть ее перед собой, эмоционально, физически и интеллектуально деградирующую.