Судьба турчанки, или времена империи (триптих): Призрак музыканта, Врач-армянин, Я целую тебя в губы

Отец говорит так спокойно, не поучает, а будто беседует со взрослым, равным ему человеком. Он отпивает из чашечки. Я следую его примеру. Кофе горячий и горький. Очень хочется выплюнуть, но я сдерживаюсь и проглатываю. Отец отпил холодной воды, взял на маленькую позолоченную ложечку варенья. Я тоже съедаю немножко вкусного варенья и запиваю водой. Во рту уже не чувствуется горечь. Сейчас немного подожду и глотну еще кофе.

Этот сложный процесс — глоток кофе, ложечка варенья, два глотка воды — совершенно поглощает мое внимание. И вдруг я слышу возглас, обращенный к моему отцу.

— Кара Ибрахим!

— Акча Мурад! — радостно откликается отец.

Я поднимаю голову. Перед нами остановился, прижав ладонь к груди, худощавый человек, сквозь реденькую бородку просвечивает его морщинистая шея, тюрбан накручен какими- то такими витыми полосами, узкие глаза приветливо улыбаются. Странно, но я помню многих знакомых и приятелей отца, могу их описать и сегодня, хотя минуло столько лет, но как описать отца — не знаю. Он был довольно высокий, пропорционально сложенный человек с приятными чертами лица, глаза были карие, волосы и борода — темно-каштановые. Но разве это описание? Отец — это надежность, защита, отец всегда существует, всегда объяснит непонятное, придет на помощь. Таким я воспринимал его в дни своего детства. Но и это не описание! Так что уж лучше отказаться от бесплодных попыток и просто любить память об этом человеке.

Отец представляет меня своему другу.

— Это Чамил, мой младший сын.

Я почтительно здороваюсь. Акча Мурад ласково мне отвечает. Он спрашивает о Хасане. Завязался разговор между моим отцом и его другом. Я к тому времени уже перестал быть наивным ребенком, который открыто показывает, как ему инте- ресна беседа взрослых, жадно прислушивается и, не выдержав, задает вопросы, а взрослые принимаются гнать его от себя, опасаясь, что он разболтает их секреты. Нет, я уже не был таким. В десять лет я уже усвоил манеру, свойственную детям подобного возраста; тихо сидел, приняв равнодушный вид, опустив глаза, не произнося ни слова, и усердно занимался своим делом, то есть, прихлебывал горький темный кофе, ел варенье и запивал все это холодной водой. А на самом деле я навострил уши и жадно впитывал все, о чем говорили отец и его друг. Теперь они говорили о моем деде, отце моей матери, айдосском сановнике. Позднее я узнал, что всякий раз, когда разговор заходил об этом человеке, вспоминалось, как он женился второй раз. И теперь отец и Акча Мурад заговорили об этой истории.

Акча Мурад присел рядом с нами. Ему принесли кофе. Я заметил, что он и отец уже выпили по две чашки, а я все еще возился с одной. Мне стало неловко, я покраснел, почувствовал себя самозванцем среди всех этих взрослых мужчин, привычно и с удовольствием попивавших горячий напиток. К счастью, никто не обращал на меня внимания. В сущности, и я по-своему наслаждался, если не горечью и крепостью темного кофе, то, во всяком случае, сладостью варенья и занимательной беседой отца и его друга.

Из этой беседы я узнал историю Зейнаб, второй жены моего деда по матери.

Эта история в чем-то походила на сказку. И было вдвойне интересно слушать сказку, героями которой оказались живые люди, жившие и живущие на самом деле.

Зенобия родилась в сербских землях. Отец ее владел обширными земельными наделами, которые обрабатывались зависимыми от него земледельцами. Отец Зенобии был знатного рода. Подобно всем знатным господам в сербских землях, он воздвиг укрепленный замок и жил в нем вместе с семьей. Жена его отличалась красотой. Они долго не имели детей. Наконец появился на свет долгожданный ребенок, но это оказался не сын-наследник, а всего лишь дочь. Отец, достигший уже преклонного возраста, впал в гневливое отчаяние и сгоряча приказал умертвить нежеланную девочку. Позднее меня всегда поражало, с какой легкостью, как бы не видя в подобных поступках никакого греха, сербы и греки убивают своих младенцев, если те почему-либо не угодны им, или подкидывают, бросают на произвол судьбы. К счастью, мать не исполнила зловещего приказа и тайком передала ребенка надежной кормилице. Спустя год в семье появился и сын. Тогда отец пожалел о дочери, и мать утешила его, показав ему девочку, живую и здоровую. Сыну дали имя Леко, а дочь назвали Зенобией.

Дети росли и были умны, но некрасивы. Впрочем, внешность мальчика не очень тревожила родителей. А вот некрасивость девочки огорчала их. И отец и мать были уже далеко не молоды, и, когда сыну минуло пятнадцать лет, а дочери шестнадцать, родители скончались почти в одно и то же время.