В полдень за столом все держались свободнее, а у меня часто и вовсе не было аппетита после проведенного в безделье утра. Меня тревожило, что боевые навыки, которые я с таким трудом восстанавливал в Оленьем замке, снова покрываются ржавчиной. Но как начать тренироваться с боевым топором или мечом, чтобы у команды не возникло вопросов? Вторую половину дня мы с Янтарь часто проводили над записями Би. Вечером ужинали с Брэшеном и Альтией. К тому времени корабль, как правило, уже стоял на якоре или пришвартованный к деревьям, в зависимости от того, какой была река в этом месте.
После вечерней трапезы мне обычно ничего не оставалось, кроме как перебирать свои орудия тайного убийцы, потому что Янтарь каждый вечер проводила за разговорами с Совершенным. Закутавшись в шаль, она направлялась на носовую палубу, устраивалась на носу, скрестив ноги, и говорила с ним. Иногда Совершенный брал ее на руки, и тогда мне становилось тревожно. Янтарь сидела у него в ладонях, опираясь руками на большие пальцы, и они беседовали еще долго после заката. По его просьбе она одолжила у Клефа небольшую свирель и играла кораблю. Басовитые хриплые звуки, казалось, рассказывали об одиночестве и утрате. Раз или два я пытался присоединиться к ним – мне было страшно любопытно, о чем они могут говорить столько ночей кряду. Но мне мягко дали понять, что я там лишний.
Камбуз и трюм принадлежали матросам. Для команды Совершенного я был не просто чужаком, принцем из далекой страны, а идиотом, который вывел из себя носовое изваяние и позволил ему при всех угрожать мне. Таких не зовут присоединиться к азартным играм в кубрике и не приглашают вместе посмеяться над грубоватыми матросскими шуточками. Так что чаще всего я проводил вечера в одиночестве в тесной каюте Шута и Спарк. Чтобы чем-то занять голову, я обычно листал дневники Би. Иногда Альтия или Брэшен приглашал меня в капитанскую каюту выпить вина и светски поболтать, но я понимал, что мы для них скорее груз, чем гости.
Поэтому я встревожился сильнее прежнего, когда, вежливо отказавшись от приглашения Брэшена, услышал в ответ резкое:
– Нет, нам надо поговорить. Это важно.
Мы молча направились в капитанскую каюту. Альтия уже ждала нас там; на столе стояли запыленная бутылка вина и три бокала. Некоторое время мы все притворялись, что собрались, просто чтобы распить бутылку доброго вина и расслабиться в конце долгого дня. Корабль стоял на якоре и мягко покачивался в объятиях речного течения. Окна были распахнуты, снаружи с недалекого берега доносились ночные звуки леса.
– Завтра утром мы выйдем в море и направимся в Удачный, – вдруг заявил Брэшен.
– Похоже, мы доберемся туда достаточно быстро, – заметил я.
– Верно. На удивление быстро. Совершенный любит реку и порой старается идти по ней как можно дольше. Но не в этот раз.
– Это разве плохо? – спросил я, не понимая, к чему он клонит.
– Это необычно для него. А почти любая необычность в его поведении – веская причина для беспокойства, – медленно проговорил Брэшен.
Альтия допила вино и решительно поставила бокал на стол.
– Я знаю, что Янтарь рассказала тебе немного о прошлом Совершенного и как вышло, что он являет собой, можно сказать, двух драконов в одном теле. Но тебе следует знать еще кое-что. Его жизнь была полна бед и горя. Живые корабли вбирают в себя воспоминания поколений своих владельцев и своей команды. Когда Совершенный едва пробудился, возможно, как раз потому, что в нем две души, он опрокинулся, и мальчик, наследник его семьи, запутался в снастях и потонул. Это напугало Совершенного. Еще несколько раз после этого он переворачивался кверху килем и топил всех, кто был на борту. Но живой корабль – такое ценное сокровище, что всякий раз его находили, чинили и снова спускали на воду. Однако за ним закрепилась дурная слава корабля-злосчастья, его прозвали Отверженным. Потом он отправился в плавание и пропал на много лет. Он вернулся в Удачный один, дрейфуя против течения. Его нашли плавающим килем вверх у самой гавани. Когда его перевернули, оказалось, что все лицо его изрублено топором, так что от глаз ничего не осталось, а на груди был знак, известный многим, – звезда Игрота.
– Игрот-пират…
Эта история добавила необходимых подробностей к скупому рассказу Янтарь. Я наклонился ближе, потому что Альтия говорила тихо, словно опасаясь, что ее подслушают.
– Он самый, – произнес Брэшен с такой безнадежностью в голосе, что я окончательно уверился: все очень серьезно.
– Тому, кто родом не из Удачного, трудно понять, насколько жестоко измывались над Совершенным в плену. – Голос Альтии сделался сдавленным, словно у нее перехватило горло.
Тогда вмешался Брэшен:
– Думаю, мы рассказали о Совершенном ровно столько, сколько способен осмыслить человек со стороны. Добавлю только, что Янтарь восстановила ему лицо и вернула зрение. Они сделались очень близки в те дни. Он явно скучал по Янтарь и до сих пор очень… привязан к ней.
Я кивнул, по-прежнему не понимая причин их тревоги.