Она помолчала, разглядывая меня, потом спросила:
– Ты сама себя мне продаешь. В самом деле? Где твои родители? Или твой хозяин?
Я тщательно продумала, что ответить на этот вопрос. У меня было на это три дня – три мучительных дня холода, голода и жажды. Три дня, когда я шныряла по кораблю, стараясь не попадаться никому на глаза и в то же время как-то добывать себе еду, воду и находить место, чтобы облегчиться. Корабль был большой, но везде, где можно было спрятаться, оказывалось холодно и сыро. Сжавшись в комочек и стуча зубами от холода, я строила планы. Они получались так себе. Продаться в рабство кому-нибудь, кто оценит мои скромные умения. Сойти с корабля и убраться подальше от Двалии. Когда-нибудь найти способ послать весточку отцу или сестре. «Хороший план», – убеждала я себя. А потом думала: почему бы заодно не задумать построить замок или захватить Калсиду? И то и другое настолько же недостижимо.
Я выдала свою тщательно сочиненную ложь:
– Моя мать снова вышла замуж и перебралась со мной в Калсиду к своему новому мужу. Он и его старшие дети не любили меня и шпыняли. Однажды мы пошли на рынок, и один из мальчиков стал дразнить меня, а потом погнался за мной. Я спряталась на этом корабле. И вот я очутилась здесь, а корабль с каждым днем все дальше от моего дома и от мамы. Я пыталась постоять за себя, но вышло еще хуже.
Она медленно отпила чая. Я так отчетливо ощущала его запах. Напиток был сдобрен медом. Кажется, кипрейным. Он был таким горячим, что от него шел пар, а от аромата его текли слюнки. Почему я никогда не ценила утреннюю чашку чая, которую мне давали, как она того заслуживала? При этой мысли на меня снова нахлынули воспоминания. Как повариха Натмег и все остальные суетились вокруг меня на кухне, подавая мне незатейливую еду. Бекон. О, бекон… Поджаренный хлеб с тающим на нем маслом. Мои глаза обожгли слезы. Нет, этим делу не поможешь. Я сглотнула слюну и выпрямила спину.
– Ешь, – вдруг сказала женщина, пододвинув ко мне тарелку.
Я уставилась на еду, затаив дыхание. Может, тут какой-то подвох? Но Калсида научила меня есть все, что удается добыть, даже если приходится жевать, лежа лицом в уличной пыли. Я постаралась не забывать о приличиях. Нельзя, чтобы женщина подумала, будто я невоспитанная невежа, пусть видит во мне ценный товар. Села за стол и осторожно взяла корочку хлеба. Откусила маленький кусочек и тщательно прожевала. Женщина внимательно наблюдала за мной.
– А ты умеешь держать себя в руках, – заметила она. – И историю ты сочинила неплохую, хотя, подозреваю, это ложь от первого до последнего слова. Я не видела тебя на борту до этого дня. И пахнешь ты так, будто и в самом деле все это время пряталась. Ладно. Если я приобрету тебя в собственность, кто-нибудь поднимет шум и назовет меня воровкой? Или, возможно, похитительницей?
– Никто, госпожа моя.
Это была самая наглая ложь. Я понятия не имела, что может сказать или сделать Двалия. Я сильно ее покусала и надеялась, что она не покажет носа из каюты, зализывая рану. Керф может потребовать вернуть меня, только если Виндлайер будет дергать его за ниточки. Это вряд ли случится, но лучше всего не попадаться им на глаза. Еще дважды откусив, я медленно доела хлеб. Мне страстно хотелось вылизать тарелку и подобрать остатки каши пальцем, но я аккуратно сложила руки на коленях и притихла.
Она наклонила котелок с кашей, стоявший посередине стола, и большой деревянной ложкой, которой ее накладывали, выскребла подсохшие комки со стенок и дна на свою тарелку. Они слегка подгорели. Женщина пододвинула мне свою миску и вручила ложку.
– О, благодарю, госпожа моя!
Я чуть не задыхалась от голода, но заставила себя есть понемногу и сидеть не сутулясь.
– Я тебе не госпожа. Я вообще не из Калсиды, хотя именно там я заключаю лучшие сделки. Я выросла неподалеку от Удачного, но родом я не из старинного семейства, так что мне непросто было там пробиться. А когда они запретили торговать рабами, вести дела стало еще труднее. Я не торговка рабами, как ты подумала. Я разыскиваю редкий и ценный товар, покупаю его и продаю с прибылью. Не всегда это происходит быстро. Порой приходится выждать, чтобы выручить больше. Иногда ценным товаром оказывается раб, таланты которого недостаточно ценили. Вон как тот писарь: в одном краю его считали старым и дряхлым, а в другом он оказался опытным и многознающим. Встань.
Я подчинилась без промедления. Она окинула меня оценивающим взглядом, как корову на рынке: