Судьба убийцы

Я стараюсь записывать события из жизни моего отца по мере того, как он вкладывает их в своего волка-дракона. Я чувствую, что, когда сижу рядом и записываю, он отбирает воспоминания очень тщательно. Конечно, у него в прошлом наверняка было очень много личного, и он не хочет делиться этим со мной, своей дочерью.

Сегодня он рассказывал в основном о человеке, которого он зовет Шутом. Дурацкое имя, но, возможно, если бы меня звали Любимым, я бы предпочла зваться Шутом. О чем только думали его родители? Неужели они правда воображали, что каждый, с кем их сын столкнется в жизни, захочет звать его Любимым?

Я кое-что заметила. Когда речь заходит о моей матери, в словах отца всегда чувствуется убежденность в том, что она любила его. Я хорошо помню маму. Она могла обижаться, могла настаивать на своем, могла быть резкой и требовательной. Но, как и отец, она твердо верила, что их объединяет любовь, способная выдержать все это. Даже когда она злилась на него, корень ее обиды был в том, что отец посмел усомниться в ней. И это чувствуется, когда он вспоминает ее.

Но когда он рассказывает о своей долгой и близкой дружбе с Шутом, в его словах всегда слышится некая нерешительность. И сомнения. Достаточно было насмешливой песенки или вспышки гнева, чтобы отец растерялся, чувствуя, что его дружбу отвергли, и не будучи в силах понять, насколько это серьезно. По-моему, он был Изменяющим, которого Пророк использовал без всякой жалости. Может ли человек обходиться так с тем, кого любит? Думаю, этот вопрос мучит отца сейчас. Отец не жалел себя, однако часто чувствовал, что того, что он делает, для Шута недостаточно, Шут всегда хотел от него большего, он хотел слишком много, отец не мог столько отдать. А когда Шут ушел, даже не оглянувшись, как казалось тогда, навсегда, он глубоко ранил отца, и рана эта так и не зажила.

Это заставило его переосмыслить их отношения. И когда Шут вернулся так внезапно, отец уже не мог в полной мере полагаться на их дружбу. Он все время опасался, что Шут опять использует его в своих целях и бросит одного.

По-видимому, так он и поступил.

Дневник Би Видящей

– Лучше бы они ушли, – шепотом сказала я Неттл. – Мы его дочери, но я не думаю, что он хотел бы, чтобы даже мы видели его таким.

Я-то точно не хотела видеть отца таким, висящим на каменном волке, словно белье на заборе. Он выглядел кошмарно, словно лоскутный человек, сшитый из серебра и изъеденной червями плоти. Пахло от него и того хуже. Только вчера мы переодели его в чистую сорочку, но теперь она была уже вся в пятнах пролитого чая и прочих помоев. От ушей по шее тянулись полоски запекшейся крови. В углу рта пузырилась кровавая слюна. И только серебряная половина его лица оставалась гладкой и нетронутой, напоминая о том, каким он был еще недавно.