— Я боюсь, что если ты дотронешься до меня, то Скилл прорвется через меня, как меч, рассекающий плоть. Если это вообще возможно, то он вернет тебе зрение. Независимо от того, чего это будет стоить мне. И мне кажется, что чтобы вернуть зрение тебе, мне придется потерять свое.
Меня поразило, как он изменился в лице. Его и без того бледное лицо побелело настолько, что стало походить на ледяную маску. Под напором эмоций на лице проступила каждая косточка. Побледневшие шрамы вновь обозначились, как трещины на глиняном кувшине. Я попытался сосредоточить на нем взгляд, но он, казалось, плыл вместе с комнатой. Я почувствовал сильную тошноту и усталость, я ненавидел тайну, которой пришлось с ним поделиться. Но я больше не мог ее скрывать. Мне хотелось остаться с ним наедине, но я не рискнул терять время на выдворение остальных из наших покоев:
— Шут, мы слишком тесно связаны. Каждое твое увечье, которое я вылечивал, мое тело воспринимало как собственное. Когда я излечил ножевые раны на твоем животе, на следующий день, хоть и не так остро, но я ощутил их на себе. Когда я закрыл язвы у тебя на спине, то они открылись на моей.
— Я сам их видел! — воскликнул Персиверанс.— Я думал, на вас напали и пырнули ножом в спину.
Я не обратил внимания на его слова.
— Когда я выправил кости у тебя вокруг глаз, на следующий день мои глаза опухли, появились синяки. Если ты дотронешься до меня, Шут...
— Я не стану! — воскликнул он и попятился от меня, шатаясь. — Уйдите все. Все трое! Уходите. Нам с Фитцем нужно поговорить наедине. Нет, Спарк, со мной все будет в порядке, я могу позаботиться о себе. Пожалуйста, идите. Сейчас же.
Хоть и не сразу, но они удалились, сбившись в кучку и постоянно оглядываясь. Спарк взяла Пера за руку, когда они обернулись, то выглядели по-детски несчастными. Лант вышел последним, на его лице застыло выражение, свойственное Видящим, он настолько напоминал отца, что никто не смог бы усомниться в его родословной.
— В мои покои, — сказал он детям, закрывая дверь, и я знал, что он постарается защитить их. Я надеялся, что угроза миновала. Но боялся, что генерал Рапскаль с нами еще не закончил.
— Объясни, — сухо сказал Шут.
Лежа на полу, я попытался собраться с силами, что оказалось сложнее, чем должно было быть. Перевернувшись на живот, я приподнялся на локтях и коленях, после чего с трудом принял вертикальное положение. Я оперся о край стола и, двигаясь вдоль него, добрался до кресла. Ненамеренное излечение Ланта и Пера лишило меня последних сил. Усевшись, я глубоко вздохнул. Держать голову оказалось крайне сложно.
— Я не могу объяснить того, чего сам не понимаю. Никогда не видел ничего подобного при лечении Скиллом. Только в нашем случае. Любая твоя рана, которую я излечиваю, появляется у меня.
Он стоял, скрестив руки на груди. Он вновь был собой, и теперь накрашенные губы и щеки Янтарь выглядели нелепо. Казалось, он сверлит меня взглядом.
— Не это. Объясни, почему ты скрывал это от меня! Не мог доверить мне правду? Что ты себе придумал? Что я потребую, чтобы ты ослеп ради моего прозрения?
— Я... нет! — я уперся локтями в стол и опустил голову на руки. Не помню, бывал ли я раньше столь же опустошен. Равномерные толчки боли в висках вторили ударам сердца. Я чувствовал, что мне крайне необходимо восстановить силы, но даже сидеть неподвижно требовало слишком много сил. Хотелось упасть на пол и провалиться в сон. Я попытался привести в порядок свои мысли.
— Ты отчаянно стремился вернуть зрение. Я не хотел отнимать у тебя надежду. Я планировал, что когда ты окрепнешь, группа Скилла сможет попытаться вылечить тебя, если ты на это согласишься. Я боялся, что если расскажу тебе, что не могу вернуть тебе зрение, не потеряв свое, то ты потеряешь надежду, — следующее признание далось мне с трудом. — Я боялся, что ты посчитаешь меня эгоистом из-за того, что не излечил тебя.
Я уронил голову на сложенные на столе руки.
Шут что-то проговорил.
— Я не расслышал, что ты сказал.
— Я и не хотел, чтобы ты слышал, — тихо ответил он. А потом добавил: — Я сказал, что ты болван.
— А, — мне с трудом удавалось не закрывать глаза.
Он осторожно спросил:
— Когда ты забрал мои раны, они излечились?
— Да. В основном. Но очень медленно, — у меня на спине до сих пор были видны розовые лунки от язв, которые когда-то были у Шута на спине. — По крайней мере, так мне кажется. Ты знаешь, что стало с моим телом после того давнишнего лечения группой Скилла. Я почти не старею, и хотя теряю много сил, но раны заживают на мне за ночь. Я излечился, Шут. Как только я понял, что происходит, то стал осторожнее. Когда я выправлял кости у тебя вокруг глаз, то контролировал каждый шаг.
Я замер. То, что я собирался предложить, пугало меня. Но наша дружба заставила меня продолжить:
— Я могу попытаться исцелить твои глаза. Вернуть тебе зрение, потерять свое и надеяться, что мое тело восстановится. Это потребует времени. А я не уверен, что здесь подходящее место для подобной попытки. Может быть, в Бингтауне. Мы можем отправить остальных домой, снять комнаты и попробовать.