Судьба венценосных братьев. Дневники великого князя Константина Константиновича

В дождь

Великому Князю

Сергею Александровичу

Дождь по листам шелестит,

Зноем томящий сад
Жажду теперь утолит;
Слаще цветов аромат.

Друг, не страшись. Погляди:

Гроз не боятся цветы, Чуя, как эти дожди
Нужны для их красоты,

С ними и я не боюсь:

Радость мы встретим опять…
Можно ль наш тесный союз
Жизненным грозам порвать?

Счастье не полно без слез;

Небо синей из-за туч, —
Лишь бы блистал среди гроз
Солнышка радостный луч.

Красное Село, 4 июля 1888

Разлад в отношениях более чем на год между кузенами вызвала лишь Ходынская катастрофа. Но время залечило рану.

«Утром за кофием у Сергея долго беседовали. О чем только не говорили, и все так дружно и легко. О Ходынке ни слова, этот жгучий вопрос, долго стоявший между нами страшным призраком раздора, исчерпан и забыт» (30 ноября 1897 г.).

В ноябре 1904 года Сергей Александрович обратился к Николаю II с просьбой об увольнении с поста московского генерал-губернатора, и соответствующий высочайший указ был подписан 1 января 1905 года. Великий князь рассчитывал спокойно жить в Ильинском, лишь изредка принимая парады, как главнокомандующий войсками московского военного округа. Жить не пришлось – 4 февраля 1905 года бомба, брошенная террористом Каляевым, разорвала Сергея Александровича в клочья.

Николай II не только сам не поехал на похороны дяди, но и отсоветовал другим членам Дома Романовых – во избежание новых террористических актов. Лишь Константин Константинович, обычно мягкий и уступчивый, настоял, что отправится в Москву, да из-за границы прибыл Павел Александрович.

Москвичи были неприятно поражены отсутствием почти в полном составе августейшего семейства. Уж женщинам-то чего бояться, их до сих пор никто не трогал? Да и в миф, что великих князей на панихиде могут всех переубивать, никто не верил. Уж кому бояться бомбометателей, так это петербургскому генерал-губернатору Д. Ф. Трепову на жизнь которого не единожды покушались. А он прибыл как ни в чем не бывало и сам возложил венок на гроб. Не страх всему виною, решили москвичи, а разлад в августейшем семействе, равнодушие и мелкотравчатость.

Константин Константинович прибыл в Москву 5 февраля и поселился в Николаевском кремлевском дворце у Елизаветы Федоровны. Она рассказала, что с утра в день убийства почувствовала безотчетную тоску Муж собирался в Петербург, она его отговаривала, страшась покушения. Он решил съездить на Тверскую в генерал-губернаторский дом – забрать кое-какие вещи из своей бывшей резиденции. Вскоре после его отъезда Элла услышала шум, увидела бегущий мимо дворца народ. Она бросилась в карету и буквально через сотню-другую метров, на Сенатской площади, ее остановили, отказываясь пропустить к месту гибели мужа. Но она, кроткая и набожная, настояла, никто не осмелился ее остановить. Вдова не увидела мужа – лишь обломки кареты и разбросанные на окровавленном снегу куски тела – и припала к оторванной кисти правой руки.

На месте гибели великого князя 6 февраля поставили железный крест с образом преподобного Сергия Радонежского. У гроба с останками в Чудовом монастыре молились Елизавета Федоровна, Константин Константинович и приемные дети Сергея Александровича – Мария Павловна и Дмитрий Павлович.

Не побоялись приехать в Москву брат Елизаветы Федоровны великий герцог Гессенский с женой и старшая сестра Виктория Баттенбергская.

«Здесь, в Москве, странное и тяжелое впечатление производит отсутствие ближайших родных» (6 февраля 1905 г.).

«В Петербурге великим князьям не велено ехать в Москву, чтобы не подвергаться новым покушениям. Не понимаю, что это значит. Ведь не будут же они сидеть взаперти по своим домам, а показываясь на улицу, они столько же подвергаются опасности, как если бы приехали в Москву. Здесь же среди приближенных Сергея отсутствие членов семьи производит весьма неблагоприятное впечатление» (7 февраля 1905 г.).