Судьба венценосных братьев. Дневники великого князя Константина Константиновича

По смерти отца Стрельну унаследовал Дмитрий Константинович, но старший брат нередко заглядывал к нему, особенно с детьми, которым нравилось здешнее приволье.

Великолепный обширный парк и чудесный южный берег Финского залива подтолкнули августейшего поэта к сочинению нескольких лирических стихотворений. Одно из них из цикла «У Балтийского моря»:

Ты безмолвно, затихшее море,
Ты безбрежен, привольный простор.
Как от шумного тесного света
Здесь и слух отдыхает, и взор!

Но надолго ли это затишье,

И всегда ли ясна эта даль?
Как и в сердце, живут, чередуясь,
В мире радость и злая печаль.

Миг – и море взревет, даль померкнет,

Волны яростно ринутся в бой,
И, под черною тучей белея,
Крылья чайки заспорят с грозой.

Ты не та же ли чайка, о, сердце?

Долго ль тишью пленяться тебе?
Грянет гром, разбушуется буря —
Будь готово к отважной борьбе.

Стрельна, 19 июня 1902

Повсюду с собой, отправляясь за границу или в длинное путешествие по России, Константин Константинович возил металлическую коробочку с землей Стрельны. На крышке почерком жены были выгравированы слова Лермонтова: «О родине можно ль не помнить своей?»

Дворец в Крыму, в Ореанде, был любимым местом летнего отдыха отца и запомнился Константину Константиновичу главным образом по детским годам. Отсюда недалеко находилась Ливадия, где останавливалась царская семья и куда мальчишкой великий князь ездил играть с кузенами.

После пожара 7 августа 1881 года от Ореанды остались лишь руины. Побывав здесь в 1908 году, Константин Константинович был охвачен ностальгическим настроением:

Я посетил родное пепелище —
Разрушенный родительский очаг,
Моей минувшей юности жилище,
Где каждый мне напоминает шаг
О днях, когда душой светлей и чище,
Вкусив впервые высшее из благ,
Поэзии святого вдохновенья
Я пережил блаженные мгновенья.

Тогда еще был цел наш милый дом.

Широкий сад разросся благовонный
Средь диких скал на берегу морском;
Под портиком фонтан неугомонный
Во мраморный стремился водоем,
Прохладой в зной лаская полуденный,
И виноград, виясь между колонн,
Как занавескою скрывал балкон.

А ныне я брожу среди развалин:

Обрушился балкон; фонтан разбит;
Обломками пол каменный завален;
Цветы пробились между звонких плит;
Глицинией, беспомощно печален,
Зарос колонн развенчанный гранит;
И мирт, и лавр, и кипарис угрюмый
Вечнозеленого объяты думой.

Побеги роз мне преградили путь…

Нахлынули гурьбой воспоминанья
И тихой грустью взволновали грудь.
Но этот край так полн очарованья,
И суждено природе здесь вдохнуть
Так много прелести в свои созданья,
Что перед этой дивною красой
Смирился я плененною душой.

* * *

Самым любимым местом пребывания после Павловска для Константина Константиновича в последние годы жизни, когда он все более стремился к уединению, стала усадьба Осташево Волоколамского уезда Московской губернии. Она в начале XIX века принадлежала Николаю Николаевичу Муравьеву (1768–1840), трое из пятерых сыновей которого принимали участие в тайных обществах декабристов.

В 1891 году великий князь поручил своему управляющему П. Е. Кеппену заняться поиском поместья в глубинке России. Понравилась усадьба в Калужской губернии, где даже провели лето, но Константин Константинович не решился ее купить, потому что из дома не видно реки, да и в цене не сошлись с хозяином.

В 1903 году стали присматриваться к Осташеву.