Судьба высокая 'Авроры'

Улица - лучший барометр надвигающихся событий. Дома притаились. Многие ворота - на запорах. Окна первого этажа уныло ослеплены ставнями. На перекрестке - рекламная тумба, пестреющая многоцветьем. Афиши наползают одна на другую. В Мариинском театре 72-й раз - "Севильский цирюльник", рядом - "Смерть Гришки Распутина", сенсационная драма в четырех частях. Первые подзаголовки - "Грехопадение" и "За кулисами благочестия" - можно прочесть, остальные заклеены плакатом: "Война до победного конца!" На белом поле плаката - огромный кукиш. Густо зачерненный, с белым ногтем на большом пальце.

Опять патруль юнкеров. На сей раз юнкерам не до матросов - остановили автомобиль, обыскивают, шарят под сиденьями.

Улицы полупустынны. Редкие прохожие, торопящиеся, деловые. На мокрых камнях негулкий отзвук шагов.

- Проскочили! - говорит Белышев.

Впереди - белые стены и знакомые колонны Смольного. Они вырастают из второго этажа и тянутся к крыше.

На углу - жаркий костер, солдаты с красными повязками - свои. Один прикуривает от головешки, другой сладко затягивается, третий читает надписи на бескозырках, смотрит, как Белышев и Лукичев разбрызгивают башмаками лужу, и незлобиво острит:

- Э-гей, братец, гляди не утопии!

У входа в Смольный - красногвардейцы с примкнутыми штыками. Проверка пропусков. Во дворе урчат броневики с заведенными моторами.

Входящие протягивают часовым какие-то бумажки с синими печатями. Бородач в серой шинели, ощупав колючим взглядом Белышева и Лукичева, кивает головой:

- Валяй, "Аврора"!

На площадке - хищный ствол скорострельной пушки. Слева и справа - по "максиму". А внутри помещения - духота многолюдья, круговорот, суета, мелькание солдатских шинелей, матросских бушлатов, кажущаяся неразбериха.

Первая мысль - разыскать своих: несколько суток в Смольном дежурили посыльные от "Авроры" - Сергей Бабин, Иван Чемерисов, Василий Масловский. Да разве их разыщешь? На дверях - старые таблички, оставшиеся от Института благородных девиц, - "Учительская комната", "Классная комната".

Остановили рабочего с пачкой листовок. Он не дослушал до конца, кивнул на матроса в бушлате: "Вон Мальков, он скажет" - и исчез в круговороте людей.

Мальков облеплен солдатами и красногвардейцами. Все требуют, просят, жалуются, говорят одновременно. Тут же зычный голос приглашает: "А ну, получай патроны!"

Патроны раздают красногвардейцам прямо из ящика, только что расколоченного.

Наконец Белышев добирается до Малькова.

- Товарищ Свердлов? Третий этаж!

Матрос в бушлате сказал, как отрубил, и опять утонул в толпе нетерпеливых, тормошащих, требующих.

Яков Михайлович Свердлов принял авроровцев в маленьком кабинете, где, кроме стола и нескольких стульев, ничего не было. Белышев и Лукичев, поставив винтовки в угол, сели у стола. Свердлов сказал:

- Настал час взять государственную власть. Готова ли команда к активным действиям?

Яков Михайлович посмотрел на Лукичева, потом клинышек острой бородки повернул к Белышеву. Белышев встал:

- Готова, товарищ Свердлов.

- Сидите, сидите, - Свердлов кивнул на стул и тихо добавил: - Давайте кое-что уточним.

Вопросы были конкретны: состав команды, сколько матросов и сколько офицеров, если придется действовать, офицеры не помешают?

- В команде уверены, - заверил Белышев. - Вот резолюция, принятая на последнем митинге.

Пробежав глазами по строчкам: "Рабочий класс всегда может рассчитывать на поддержку революционного флота в борьбе с врагами внутри и извне...", Свердлов заинтересовался составом партийной ячейки: сколько матросов, сколько унтер-офицеров, сколько бывших рабочих, крестьян, давно ли вступили в партию?

Ответы, видно, удовлетворили Якова Михайловича. Он вынул из кармана кожаной куртки записную книжку в черном клеенчатом переплете и сделал пометки. Пока он расспрашивал Белышева и Лукичева, никому и в голову не пришло бы, что перед ними человек, почти не спавший несколько суток. Однако, едва Яков Михайлович отключился от беседы и сосредоточился, стала заметна желтизна от безмерной усталости, проступившая сквозь смуглую кожу худого лица. Стол, за которым сидел Свердлов, закрывала карта Петрограда. Она бугрилась там, где стоял телефон, и, не уместившись на столе, свисала почти до пола. Карта вся была в красных пометках. Голубая лента Невы уходила туда, где раскинулись локти Якова Михайловича.

Отложив записную книжку, он скользнул карандашом по голубой ленте, обвел кружком какую-то точку, - авроровцы могли лишь догадываться, что это их крейсер, - спросил:

- Какая помощь Военно-революционного комитета вам нужна?

- Все необходимое у нас есть, - доложил Белышев.

- Хорошо, - сказал Свердлов, как бы подводя итог разговору. - Теперь нам надо назначить на крейсер комиссара. В его руках будет вся полнота власти на корабле. Комиссар - представитель Военно-революционного комитета. Слово за вами.

Яков Михайлович испытующе посмотрел на авроровцев, словно в их глазах можно было прочесть ответ. Застигнутые врасплох, матросы молчали. Они привыкли, что выборы всегда проходили на миру, на палубе, под огнем матросских реплик.