Еще Владимир Васильевич коллекционировал кактусы. Привозил их ото всюду: из Мексики, с Кубы – весь дом был заставлен кактусами. У него и у писателя Леонида Леонова, тоже коллекционера кактусов, были самые большие коллекции в Европе. Монахов очень тщательно ухаживал за своими кактусами: какие-то протирал тряпочками, над какими-то настольные лампочки ставил на ночь, освещал – в общем, это была целая наука. А незадолго до кончины он указал мне на некоторые кактусы и сказал:
– Саш, когда я умру, они погибнут.
– Не может быть.
– Да, они ко мне привыкли, как к отцу родному, и будут жить, пока я живу. И тополь видишь под окном? Мы въехали, его посадили. И все годы, пока я живу в этой квартире, он растет, уже выше восьмиэтажного дома вырос. Он тоже погибнет.
И действительно, не стало Владимира Васильевича, и как Любовь Михайловна ни ухаживала за кактусами, поднимет стволик – а под ними уже труха одна. Погибли все кактусы, и тополь тот рухнул.
Семейная жизнь
Когда я окончил ВГИК, то получил серьезное приглашение на работу в «Ленфильм», в Объединение Глеба Панфилова. Им понравился мой дипломный фильм по мотивам рассказа Шукшина «Штрихи к портрету». Как-то Элем Климов мне даже сказал:
– Зря ты не поехал к Глебу в Петербург, уже снимал бы давно. Потому что Глеб поддерживает своих ребят. А на «Мосфильме» тебе все запрещают.
«Ленфильм» был для меня студией неизвестной, а на «Мосфильме» я уже во время учебы в рамках практики исполнял обязанности второго режиссера на картине «Принимаю на себя» про Серго Орджоникидзе режиссера Александра Орлова. Кроме того, после окончания ВГИКа я был направлен на «Мосфильм» в объединение С. Ф. Бондарчука сразу от двух мастерских: Столперовской и Дзигановской.
И я выбрал «Мосфильм». Но на самом деле мне просто не хотелось из Москвы убегать, потому что я все-таки не терял надежды, что мы с Юлей будем вместе.
Желание иметь семью у меня было всегда. С одной стороны, я люблю одиночество, потому что в одиночестве я и над собой работаю, и над стихами, и над творческими замыслами. Мне это нравится, поговорить с тишиной, тишину послушать. Но я считаю, что у человека должна быть семья, свой очаг. Все-таки это разные вещи – жить одному или жить с одиночеством. К тому времени у меня уже и сердце стало прихватывать – и мне нужен был постоянный человек рядом. Поэтому я всегда старался быть в компаниях, желательно шумных. И чтобы скрыть свое внутреннее состояние, я старался шутить, хохмить, что-то придумывать.
Поэтому когда я пришел делать Юле предложение, я был готов к созданию семьи. Но у меня возник конфликт с Монаховым, и мы с Юлей вынуждены были уйти. Мы с ней больше шестнадцати лет болтались по Москве без жилья, снимали квартиры, где придется. А мне не давали работать как режиссеру.
Юля сама независимая по своему характеру. Она после окончания ВГИКа не хотела идти на «Мосфильм», потому что папа там был царь и бог. Он к тому времени работал не только как оператор, но и как режиссер. И Юля, чтобы не говорили, что она по блату отца пришла на «Мосфильм», ушла на Киностудию им. Горького в объединение С. А. Герасимова и проработала там более десяти лет на очень серьезных картинах. Она очень органично вошла в тот коллектив. У нее появились друзья и подруги. Например, Марк Волоцкий, директор Музея киностудии, стал другом семьи. Я от него очень многое узнал об истории нашего кинематографа – то, о чем не печатали и не писали.
Однако в своей работе я не обращался к Юле за советами. Она просила меня почитать ей что-то из сценариев, над которыми я работал – я отказывался. Я всегда считал, что мужик должен быть самостоятельным, у жены помощи не просить – поэтому в работе мы храним дистанцию. Она не вникает в мои дела, а я – в ее. Хотя украдкой, может быть, она и читала мои сценарии. Я, например, украдкой читал то, над чем она работала на студии Горького. Во всяком случае, я ни разу не застал ее за чтением моих работ, но она и так понимала, что я подаю какие-то сценарии, которые не проходят, не устраивают.
Был, например, сценарий «Маляры». Спустя годы по нему вышел фильм, но уже под названием «Трам-тарарам, или Бухты-барахты», где я сыграл главного героя. Эльдор Уразбаев снял эту комедию сценариста Рудольфа Тюрина, всю искромсанную и переписанную, а первый вариант «Маляров» я пробивал лет пять – так и не пропустили. Вроде бы и комедийная история, но все-таки грустная, как «Афоня» у Данелии. И Рудольф Тюрин был недоволен, что Эльдор многое переписал, чтобы угодить цензуре. Но в этом фильме впервые прозвучала песня «Вальс маляра» на мои стихи. Еще никто не знал, что я поэт, но Эльдору понравилось мое стихотворение, и композитор Женя Крылатов написал замечательную музыку. Этот вальс звучит в финале фильма: