Судьба-злодейка

У меня тогда еще не было московской прописки, а надо было Юльку прикрепить к какому-то роддому. У Любови Михайловны была подруга, доктор медицинских наук, врач-гинеколог. И мы пристроили Юлю в 25-й роддом на Ленинском проспекте за универмагом «Москва». Прошло почти девять месяцев. Мы спокойны, беременность проходит нормально, за спиной – доктор медицинских наук. Схватки начались в 2:30 ночи. Юля кричит, рвет простыни – первые роды на моих глазах. Я в панике. Звоню той докторше, а она говорит:

– Успокойся, дай ей снотворное и пусть спит. Еще неделю минимум ей ходить.

А я смотрю, какая там неделя: постель мокрая – значит, воды отходят. А меня уже предупредили, что таксисты отказываются возить рожениц в роддом. Я выбегаю, останавливаю таксиста:

– Старик, срочно одну бабу нужно отвезти, перебрала… – разыгрываю из себя такого лоха. – Десятку тебе дам.

А доехать от нас до роддома тогда стоило рубля два.

– Ну, давай отвезу.

Юлю быстренько одеваю. Хорошо, что лето было. Надел на нее широкую свободную кофту, чтобы живота не было видно, и повел ее, будто пьяную. А она все стонет.

Сели в такси, я говорю водителю:

– Гони!

– Куда гнать?

– Куда-куда, в 25-й роддом за универмагом «Москва». Быстро!

– А ну выходи!

– Я тебе выйду! Давай, гони!

Он как дал по газам. Минут за десять мы доехали. Таксист доставил нас прямо к подъезду приемного отделения. Я там уже со всеми работниками познакомился, потому что мы знали, что Юля будет там рожать. Я ее завел. Выбежала бабушка-медсестра. Я принес одежду, которую мы заранее приготовили, и дал медсестре еще денег на всякий случай и домашний номер телефона.

Меня отослали домой. И вот хожу я по комнате, как зверь в клетке, не отхожу от телефона, нервничаю. Прошло минут сорок, не больше. Вдруг звонок. Беру трубку. Бабулька-медсестра:

– Ой, сынок, поздравляем. У тебя мальчик.

Я на радостях – к соседу. У него чуть раньше тоже сын родился. Мы с ним сидим, празднуем, а сосед меня и спрашивает:

– А ты тестю с тещей сообщил, что внук у них?

– Ой, совсем забыл. Надо позвонить.

– Может, рано? Еще 6 часов только.

– Ничего-ничего, разбудим.

А Монахов терпеть не мог, когда его будили раньше 10–11 утра, потому что он по ночам готовился к лекциям.

Он был прекрасным педагогом. Даже мы, студенты-режиссеры, присутствовали на его лекциях и заслушивались ими: настолько хорошо он знал кинопроизводство, какие могут быть ситуации во время съемок – до мелочей все рассказывал. Для нас, режиссеров, это было очень важно. К лекциям он готовился по ночам. К каждой лекции писал конспекты, как студент. И будить его можно было только после 10 утра, так как уже к часу дня он ехал на работу во ВГИК.

Я звоню, слышу в трубку голос Владимира Васильевича:

– Алло!

Чувствую по голосу – злой. Я говорю:

– Владимир Васильевич, это я, зять ваш, Панкратов.

– Ты что, с ума сошел – будить меня в такое время!..

Начал кричать. Я говорю:

– Да помолчи ты, дедом стал. У тебя внук родился!

И бросил трубку. Расстроенный, говорю соседу:

– Давай, Лень, наливай!

– Да успокойся. Разбудил старика. Я же говорил, звонить надо позже…

Телефонный звонок.

Я беру трубку, на нервах:

– Да?!

– Саша, ты что сказал? – вдруг услышал я ангельский голос Владимира Васильевича.

– Что-что, внук у вас родился сегодня в 3:15 в 25-м роддоме.

– Быстро одевайся – и ко мне. Жду!

Повесил трубку. Оказывается, когда Юля родилась, он ждал сына, и был уверен, что мальчик будет. Та же докторша, друг семьи, уверяла его, что родится сын. А когда он в роддом пришел, ему сказали – опять девочка. Так он потом в дом эту докторшу перестал пускать. И всю свою отцовскую любовь Владимир Васильевич перебросил на старшую дочь Лену, а Юлю держал как-то в стороне. Поэтому Леночка была папина дочка, а Юлечка – мамина.

Ну, я с соседом попрощался. Заехал в роддом, передал Юле цветы, принес букеты доктору, которая принимала роды, акушеркам, медсестрам. И поехал к тестю.

Теща тут же позвонила на работу, взяла выходной. Я приехал. Смотрю, тесть – неодетый, в майке и трусах, сам над плитой стоит, что-то готовит. Я таким его никогда не видел. Прямо со сковородки – шипящие котлеты, закусочка, из холодильника бутылочку водочки достал, весь волнуется, слезы смахивает – настолько для него это было событием, что внук родился.

Потом я захотел закурить. Мы вышли на балкон (Монахов некурящий был), и он так тихо говорит:

– Саш, ну ты меня прости. Я был не прав. Я думал, ты несерьезный человек.

И я его отчасти понимаю, потому что весь ВГИК легенды рассказывал про мои похождения. Но когда родился сын, Монахов поверил, что у нас с Юлей серьезные отношения. И последние годы до его кончины мы с Монаховым замечательно ладили.

Монахов и Бондарчук

Хоть Монахов после той размолвки по поводу экранизации «Войны и мира» больше не работал с Бондарчуком, но они поддерживали связь. Однако Владимир Васильевич всегда держался своих принципов. Помню, Бондарчук пригласил его на премьеру своего фильма «Они сражались за родину». Когда Монахов вернулся с премьеры в Доме кино, я был у них дома. И он, человек непьющий, говорит:

– Саш, есть выпить?

– Нет.