Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров

– Вы не проводите меня до остановки? – попросила Лиза. – Машину мне пока не дали, приходится пользоваться общественным транспортом.

Леон тоже поднялся:

– Конечно, провожу. Тебе далеко?

– Нет, не очень. В центр, тут две остановки на автобусе.

– Идем, я поймаю такси.

Они вышли на улицу – на город плавно опускался вечер, и дневная духота понемногу ослабевала, накалившийся асфальт остывал, и от него шел специфический «городской» запах. Леон не любил его – привык жить в поселке за городом, там кругом лес и воздух намного чище и свежее. Таксист показался из-за угла почти сразу, притормозил у обочины, и Леон, усадив Лизу в салон машины, чуть придержал дверку:

– Ты… оставишь мне телефон?

– Ой, простите, конечно! – Она полезла в сумочку, вынула визитку и протянула ему. – Вот. Там пока только личный мобильник, городского служебного еще нет. Звоните, Леня.

– Обязательно.

Он закрыл дверку и махнул шоферу. Когда такси скрылось за поворотом, Леон перевел взгляд на кусочек картона, который держал в руке. На нем красовалась золотистая надпись: «Елизавета Андреевна Локтева, пресс-атташе предвыборного штаба».

Глава 12 Бечичи, Черногория

Сколько бы вы меня ни пытали, я все равно не смогу сказать то, чего не знаю.

Акутагава Рюноскэ, писатель

Утро здесь всегда врывалось в комнату – именно врывалось ярким солнцем, пробивающим даже опущенную на ночь маркизу, ароматом свежесваренного кофе с кухни, запахами рыбы с улицы, шумом морских волн, если море волновалось. Подобное пробуждение почему-то очень нравилось Марине – это облегчало ей тяжелые утренние подъемы. Здесь же все было иначе – хотелось вставать с первыми лучами солнца, выходить на маленький балкончик, садиться там в кресло и, укутавшись легкой белой шалью, смотреть на набережную, по которой только-только начинали перемещаться люди – туристы и торговцы, работники отелей, расположенных недалеко, а также соседи. Она курила, закинув ноги на решетку балкона, и чувствовала удивительный покой и легкость.

«Все-таки Хохол молодец, что настоял на поездке сюда. Действительно, здешний климат мне на пользу», – думала она, наблюдая за тем, как по парапету пожилая женщина ведет на поводке толстую полосатую кошку, похожую на матрас с ножками. Хохол тоже расслабился, по утрам ходил с соседом на лодке ловить рыбу и к завтраку успевал ее пожарить или запечь на углях. Вечерами они гуляли – уходили в соседний городок по пешеходной тропе над городским пляжем, сидели там в открытых кафе, пили кофе и смотрели трансляции футбольных матчей на большом экране, установленном на центральной площади городка-крепости. Ночи проводили, как привыкли, совершенно не смущаясь тем, что их может кто-то услышать – домики стояли очень близко друг к другу, но Марину подобные вещи никогда не беспокоили. Хохол лез вон из кожи и выполнял любое желание, и у Марины порой возникало смутное ощущение, что Женька старается отвлечь ее от чего-то, заставить не видеть ничего, кроме его рук, его губ, его тела, его внимания и нежности. Но она гнала от себя эти мысли.

«Я совсем разучилась наслаждаться моментом, – думала она, лежа ночью возле спящего после изнурительного марафона Женьки, – постоянно жду какого-то подвоха. А все, наверное, просто – вот он лежит рядом, весь мой, надежный, верный. Любимый, кстати. И это такое счастье, между прочим. Надо просто расслабиться и жить. И ему не мешать».

Раз в три дня звонил Грегори – такой режим звонков был установлен в их лагере. Судя по голосу, сыну там нравилось, он развлекался и был доволен всем, что происходило в походе. Марина слышала его веселый голос и радовалась, что может сдержать себя и не плакать, не мешать мальчику проводить время с друзьями и чувствовать себя самостоятельным. Хохол, наблюдая за ней во время таких звонков, одобрительно кивал головой и в разговоре с сыном старался дать тому понять, что с матерью все в порядке. Это были упоительные две недели – рекордный срок, на который Женька даже не рассчитывал.

Но всему приходит конец, как известно, и в одно такое же яркое утро Марина вдруг спросила:

– Ну и когда ты собираешься меня порадовать новостями оттуда?

На лице Хохла не дрогнул ни один мускул – он был готов к подобному вопросу и уже почти не волновался. Кроме того, три недели покоя дали ему возможность подготовиться и обговорить потихоньку с тестем и Леоном версию. Но для порядка он все же задал вопрос:

– А с чего ты решила, что там непременно что-то происходит?

Коваль стряхнула пепел в большую пепельницу в виде морской раковины и насмешливо посмотрела на мужа:

– Тебе до фига лет, а врешь ты по-прежнему на уровне Грега – не стыдно? Или ты решил, что я с возрастом оглохла? В следующий раз уходи на улицу или вообще на берег, а то вы с Леоном орете так, что вас слышу не только я в соседней комнате. Конспираторы!

Хохол машинально провел рукой по волосам и рассмеялся:

– Ладно-ладно, спалила. Понимаешь, котенок… там дело мутное какое-то.