Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров

– Очень остроумно. Как ты себе это представляешь? Ты летишь, а он остается загаром покрываться на побережье? – усмехнулась Маша. – Это уже был бы не Хохол.

Коваль как-то неопределенно кивнула и отошла к плите, возле которой на рабочей столешнице стоял электрический чайник, щелкнула кнопкой.

– Ты по-прежнему бегаешь от него налево? – спросила Маша, спуская ноги с подоконника.

– Удивишься – за год никого.

– Рекорд.

– Не язви, Машка. Ты моложе, вырастешь – поймешь. С годами начинаешь сомневаться в собственной привлекательности.

– Глупости это. Он и так от тебя не уйдет, даже если ты сама будешь сомневаться. Он не сомневается, поверь.

Марина насмешливо посмотрела на подругу, но ничего не сказала. Да и что говорить? То, что Хохол не уйдет от нее, было такой непреложной истиной, что даже думать на эту тему не стоило. И дело даже не в том, что в Англии ему просто некуда идти – практически без языка, без возможности как-то устроиться и где-то жить. Просто в жизни были такие вещи, через которые невозможно перешагнуть, были цепи, которые нельзя разорвать без того, чтобы не отхватить порядочный кусок от себя же, любимого. Марине порой казалось, что они на самом деле проросли друг в друга, как побеги после прививки, и теперь уже непонятно, где кто.

«Наверное, это не хорошо и не плохо, потому что не было иного способа выжить. Да, точно – поодиночке мы пропали бы, скорее всего. Где я была бы, если бы не Женька? И где был бы сейчас он, не проверни я этот фокус с чужим трупом и липовыми татуировками? Нет, мы слишком завязаны друг на друге, нельзя расстаться. Да и хочу ли я этого? Положив руку на сердце – совершенно не хочу».

Эти мысли очень часто приходили ей в голову, и Марина проводила долгие бессонные ночи в кухне, глядя в темное окно и куря сигарету за сигаретой. Она продолжала испытывать терпение Хохла, заводя мимолетные романы с мужчинами, которые совершенно ничего для нее не значили. Порой ей казалось, что она даже не различает того, как они выглядят, не придает никакого значения этому. Каждая такая связь давала ей почувствовать, что она все еще интересна мужчинам – разным, и это успокаивало.

– Никогда не думала, что буду бояться старости, – со смехом сказала она спрыгнувшей на пол Мышке. – Оказывается, я устроена ровно так же, как и остальные бабы.

– Нашла о чем беспокоиться. С твоими данными да после пластики ты еще много лет сможешь водить за нос кого угодно. Я-то не сразу могу определить на глаз, сколько тебе на самом деле – хорошо, что знаю точную дату рождения, – посмеялась в ответ Мышка. – И это… заканчивай концерт, звони Женьке, пойдем, поедим где-нибудь, а то у меня в холодильнике пустыня. В этом преимущество одинокой жизни – не надо особенно утруждаться готовкой.

Коваль, которой тоже надоело выглядеть стервой, нашарила в сумке телефон и набрала номер мужа:

– Жень…

– Что – псу можно ползти к конуре поближе? – хмуро отозвался он.

– Прости меня, ладно? Иногда как навалится что-то… ну, ты же сам все знаешь… приходи, мы голодные. В ресторан пойдем.

– Я и не уходил. Сижу на лавке, тут памятник какой-то, ну, Машка, наверное, знает.

Машка знала. Наскоро натянув джинсы и футболку, она мазала открытые участки тела кремом от загара, и Марина невольно вспомнила, что подруге совершенно нельзя бывать на солнце, потому с наступлением лета Маша вынуждена закупать эти средства с максимальной защитой в промышленных количествах.

– Ты бы хоть зонт, что ли, брала – все тень какая-то, – сказала она, кивнув на стоявший в углу зонт-трость с газетным рисунком.

– А я и возьму. Знаешь, раньше меня все это очень напрягало, а теперь стало совершенно безразлично. Просто делаю то, что надо, чтобы выжить, на автомате. Крем – значит, крем, зонт – значит, зонт, – отозвалась Маша, вешая на плечо большую белую сумку и снимая с вешалки ключи. – Идем, что ли?

Они вышли из подъезда и сразу окунулись в нестерпимую духоту города, в его какофонию звуков и специфических запахов. Совсем рядом раздался призыв к молитве – буквально через два дома располагалась мечеть, и близилось время намаза.

– Господи, как ты тут живешь-то? – ахнула Марина, вспомнив, как после некоторых событий в жизни Мышка стала панически избегать людей определенной национальности.

– Не выхожу из дома в пятницу до четырех, – коротко сообщила она, раскрывая зонт, – у нас в это время ногу поставить некуда – буквально. Мечеть старая, но народа сюда приходит очень много. Во все остальные дни даже удобно – часов не надо. Кстати, здесь не так уж докучают, вслед не улюлюкают, ведут себя очень прилично, так что я приспособилась. Да и временно же это, скоро домой поеду.

– С ума сойти, – пробормотала Коваль, выходя вслед за Машей из ворот.

Хохол сидел на лавке у памятника на соседней улице, рядом стояла бутылка минералки и лежала пачка сигарет. Судя по количеству окурков, он никуда не ходил, так и сидел здесь все время. Коваль обняла его за шею, стянула черные очки и чмокнула в переносицу:

– Ну, прости меня…

– Был бы я мужик…

– Ой, не кокетничай! – рассмеялась она. – Ты – мужик, потому и не врежешь мне, хотя можешь.