Судьбы человеческие

Читатель, представьте себе тихую горную долину на границе с Уэльсом, 1977 год. Представьте себе мягкие контуры гор, быстрые потоки, крутой поворот автострады и, примерно в полутора километрах от него, маленькую деревушку Рюэлин, в которой нет ничего особенного, кроме церкви с древнесаксонской башней, посмотреть на которую иногда забредают случайные туристы. Так называемая Дальняя ферма расположена на окраине деревни, и тоненькая, хорошенькая, веселая двенадцатилетняя школьница, первый год обучающаяся в общей средней школе, по утрам садится здесь в автобус, а вечером возвращается обратно. И, конечно, это никто иная, как Нелл Уэксфорд. Я уверена, что читатель будет рад узнать, что она уже несколько лет живет в мире и покое, хотя и среди преступников. Они ей заменили отца и мать. Строго говоря, только такие ортодоксы, как Джон Лэлли могли бы тогда назвать людей, среди которых оказалась Нелл, преступниками. В какой-то мере они тоже принадлежали миру искусства. И вот десять лет спустя, в наше время, когда воображение художника перестало цениться, а искусство попало в полную зависимость от тех, кто имеет деньги и знает, как эксплуатировать творчество, сейчас, когда прошлое расчищается во имя настоящего, вдруг оказалось, что слово, «преступник» по отношению к ним приложимо и уже не звучит так странно и абсурдно.

Читатель, вернемся к миру, спокойствию и ребенку. Я мечтаю, чтобы слово «наказание» навсегда и как можно быстрее исчезло из употребления. Я не встречала ни взрослого, ни ребенка, которые будучи наказаны, стали бы после этого лучше. Наказание — это способ показать свою власть и подавить волю того, кто слабее и бесправнее. Наказание приносит за собой обиду, страх, ненависть, открытое неповиновение, но отнюдь не угрызения совести, исправление или осознание своей вины. Оно всегда приводит к худшему, а не к лучшему. Человек воспринимает его как одно из страданий и не может воспринимать иначе. Во всяком случае, если вы отшлепали ребенка, сунувшего пальцы в электрическую розетку или выбежавшего нечаянно на проезжую часть дороги — чем вы ему помогли? К тому же, это скорее ваша непроизвольная реакция, чем обдуманное наказание, и ребенок немедленно все забудет — но если вы хотите, чтобы ребенок вел себя хорошо, запомните, что нахмуренные брови и окрик матери, которая всегда ласкова и улыбчива, действуют сильнее, чем пронзительные крики и тумаки той матери, которая привыкла шлепать свое чадо по любому поводу.

Я говорю это потому, что к чести таких нарушителей закона, как Клайв и Полли, у которых жила Нелл, они никогда ее не наказывали и всегда гордились ею, и, я думаю, именно поэтому она, несмотря ни на что росла и нормально развивалась под их опекой. По меркам закона они были плохими, очень плохими, но на фоне всех человеческих пороков и жестокости приобретение, сокрытие и продажа краденого имущества мне лично не кажется таким уж жутким занятием. При этом Клайв и Полли были очень беспечны, даже в том, что касалось их бизнеса: они часто оставляли дорогие столы французской работы под дождем, или ставили стулья, сработанные из мягкой древесины, в сырое место, и у них отваливались ножки, или забывали спрятать от солнца гобелены, и они выгорали. Очень часто они забывали потребовать деньги за свою работу и никогда не считали их, когда получали — посмотрим, какое после этого о них сложится мнение! Нелл делала все, что могла: у нее, когда она была еще совсем маленькой девочкой, обнаружился природный вкус к красивым вещам — она не могла равнодушно видеть, как прекрасные вещи разрушаются и гибнут.

— Клайв, — говорила она, — давай затащим этот стол в дом. Смотри, вся его поверхность пошла пузырями от солнца. Я помогу: ты возьмись за один край, я — за другой.

— Потом, дорогая, — беззаботно отвечал тот и иногда добавлял вполне искренне: — Что бы мы делали без тебя, Нелл?

Но как-то так всегда получалось, что он только делал очередную затяжку сигаретой («из травы» — так он объяснял Нелл ее странный запах) и больше ничего не предпринимал. А когда Бино и Рэйди приезжали забрать стол, его поверхность была вся покрыта пузырями и выглядел он хуже, чем кустарно сработанный из грубой древесины — Нелл это очень расстраивало.

Я не извиняю их за совершенные преступления, пойми меня правильно, читатель. Я только говорю, что Клайв и Полли были добры с Нелл, по крайней мере, не так как другие, и следует воздать им должное.