В те невинные дни похищение детей с целью выкупа, а также иные случаи жестокого обращения с детьми бывали не столь часты: во всяком случае, в газетах и на экранах телевизоров они не мелькали еженедельно, как сейчас; так что Хелен не пришло в голову, что ребенка забрал незнакомый человек. Она просто сразу же поняла, что это дело рук Клиффорда, но, но крайней мере, сомнений в том, что девочка физически вне опасности, у нее не было. Она сразу же позвонила Саймону в «Санди таймс» и своему поверенному, затем в сердцах попрекнула мисс Пикфорд, и только затем разразилась слезами.
— Как он мог так поступить? — спрашивала она друзей, знакомых, свою мать, — как он может быть таким злобным человеком? Ну что ж, она вырастет — и станет ненавидеть отца, моя бедняжка Нелл, и только это утешает меня, Я желаю, чтобы ребенок был у меня немедленно — и пусть Клиффорда отправят в тюрьму!
Саймон, который немедленно приехал, чтобы утешить свою плачущую жену, высказал мнение, что тюрьма не исправит Клиффорда. Нелл, вне сомнения, тоже этого не захочет.
Кутберт Вэй, поверенный, также приехал быстро, отложив все свои дела, и увидел потрясающе прекрасную — хотя и на четвертом месяце беременности — Хелен, но утешить ему ее было нечем: он был уверен, что Клиффорд забрал Нелл в Швейцарию, а оттуда ее очень трудно будет заполучить. Разве что засадить Клиффорда в тюрьму — но это все равно что посадить кота среди голубей.
Боже мой, в Швейцарию! Впервые Хелен услышала о том, что Клиффорд в Швейцарии. Она не читала колонок слухов в газетах: она была слишком занятой женщиной. Ей нужно было и обслуживать дом на Машвел-хилл, и отвозить и забирать Нелл, и дискутировать со своими и Клиффорда адвокатами относительно прав Клиффорда на ребенка, и покупать для дома то, что в те дни звалось «ерундой», а теперь называется предметами «викторианской эпохи» и даже иногда «поздним антиком». И еще, и еще раз сквозь слезы она говорила себе и всем утешавшим, что у нее не было времени читать газеты — а следовательно, откуда ей знать, что Клиффорд построил себе очень дорогой дом на берегу Женевского озера, без сомнения, укомплектованный детской комнатой и всяческой прислугой.
Но причины, по которым Хелен не читала газет, были далеко не те. Ей было больно читать в газетах об очередной любовнице (или, как говорят в прессе, «симпатии») Клиффорда. Она все еще не могла вынести мысли об этом, хотя была счастлива в браке, поэтому причин для ревности вроде бы и не было. Саймон, конечно, знал, что Хелен все еще любит Клиффорда; так же, как Фанни знала, что Клиффорд все еще любит Хелен; но ни один из них не заострял на этом внимания. Потому что, какая от этого польза — кроме вреда для самих себя?
Кутберт Вэй, поверенный, заверил Хелен, что он, конечно, подаст иск в международный суд, но это потребует времени. Внезапно Хелен прекратила плакать и гневаться на Клиффорда — и стала смертельно бледной: она инстинктивно почувствовала, что происходит что-то ужасное. Ужасное, ужасное! (Как ни странно, это произошло именно в тот момент, когда толчок воздуха снес часть обшивки — самолета).
Затем зазвонил телефон, и Хелен ожила и встрепенулась, когда уже казалось, что ничто не выведет ее из глубочайшего шока.
— Кто это? Кто? Фанни — какая Фанни? — (прикрывая рукой телефон): Это последняя любовница Клиффорда! Он теперь снизошел до секретарши. Как она смеет звонить! Сука! — Да?
И тут последовали новости, реакцию на которые не описать. Это слишком ужасно. Мы знаем только, что Нелл была жива; а Хелен почти нет. Не хотела бы я оказаться на ее месте в тот момент.
Могу сказать в заключение одно: с той поры Хелен пошла по жизни спокойнее, стала относиться ко всему сущему добрее; ее более не подвергали оплевыванию. Ее горе уважали.
Жить по правилам — и достойно
Смерть ребенка — не тема для шуток или насмешек. Это событие, после которого жизнь течет по-другому; и жизнь не станет той же, поскольку она вобрала в себя противоестественное событие. Мы ни в коем случае не ожидаем, что переживем своих детей, и никогда не желали бы этого. С другой стороны, жизнь должна продолжаться, хотя бы во имя тех, кто остался жить, и более того, наш долг — научиться вновь наслаждаться ею. Иначе почему бы мы так скорбели о тех, кто безвременно ушел из жизни — как не потому, что они не смогут более наслаждаться жизнью вместе с нами? Если мы желаем придать должное значение их уходу — и нашей скорби, — мы должны уметь наслаждаться жизнью, которая дана как привилегия нам, а не им, и жить без недостойных пререканий и вражды.
Увы, но из множества людей Хелен и Клиффорд, вероятно, были наименее способны жить по правилам и достойно. И, хотя на самом деле, как мы знаем, Нелл была жива и спала в мягкой кровати всего в сотне километров от дома матери, оба, Клиффорд и Хелен, приехали на место происшествия. Мы бы все желали, чтобы трагедия объединила их во взаимном горе, а не разводила их еще дальше друг от друга в бессильной ненависти.