Судьбы дорога

– Ладно, не обижайся – сам виноват. Вставай, мириться будем, вчера зря повздорили. Знаю, жаловаться к ментам не пойдешь, ведь ты совершил противозаконное проникновение в чужой дом: «Мой дом – моя крепость».

Кафтан дрожащими руками выпил стакан.

– Теперь снимай штаны и ложись на живот, – приказал Букин.

– Издеваться пришли? – заскулил сосед.

– Лечить пришли. Не бойся, у нас специального наркоза нет, так что, пей, сколько хочешь перегону, да не буянь… Дуня, у тебя рука легче, начинай.

Олег лежал на постели, послушно приспустив штаны. Фока его похвалил:

– Хорошо, что догадался штаны снять, а то бы пришлось штопать.

Евдокия подошла к подранку и, округлив глаза, воскликнула:

– Фока, глянь-ко, у него вся жопа синяя в крапинку, будто осы накусали?!

Глава четырнадцатая

Каждый год 23 февраля страна отмечает дату дня рождения легендарной и непобедимой Советской Армии. В поселках района, располагающих радиоточками, с утра звучат радиодинамики. После боя курантов и государственного гимна Советского Союза, диктор поздравляет трудящихся большой державы с праздником. А далее, весь день, по улицам и переулкам, в воздухе звенят военные марши и песни военных лет. Песни на деревенских улицах раздаются и умельцами кнопочной музыки, порой, музицирующих в овчинных полушубках нараспашку, забыв одеть малахай.

Семен Журавлев подогнал машину к дому Воробейчика, где его ожидали. Анна Васильевна, несмотря на некоторые физические трудности, пожелала быть в Волгино на концерте. Сын помог матери сесть в кабину рядом с лесником Иваном Григорьевичем, державшим какой-то чемоданчик треугольной формы. Напросились ехать в столицу района и Фока Букин с Дуней Лобковой: на людей посмотреть, да себя показать. Пассажиры расселись по местам, Уазик тронул с места.

Анна Васильевна, вероятно, всю ночь готовилась к поездке; еще с вечера накрутила на седую голову бигуди, уширяла и гладила старые наряды, не помня, когда одевала их в последний раз.

У мужчин наряды поскромнее, главное убранство на лице – усы. Иван Григорьевич одел старый костюмчик с военными наградами.

День заладился солнечным, располагая к радости встреч со знакомыми. Водитель через зеркало заднего вида обозревает собравшуюся компанию. Толкнув Воробейчика в бок, говорит:

– Нас тут как селедки в бочке, а на тесноту никто не обижается.

– Еще бы – в столицу едем, там культуры просвещения дух царит в усладу, духами пахнет, до упаду! – блеснул рифмой Анатолий.

А мать в тон сыну:

– Там старики, закрывши очи, с утра не бродят до полночи!

В машине гром смеха. Семен смотрит в довольные лица пассажиров и в каждом видит отражение солнечного дня. На коленях у лесника Журавлев видит нечто похожее на чемоданчик, любопытствует:

– Иван Григорич, давай, колись, что везешь в чемодане?

– А угадай?

– Уж не ядерный ли пульт?

В кабине хохот.

– Не угадал! – мотает головой лесник.

– Ладно, уж, я скажу, – решилась Анна Васильевна, – в чемодане старинный народный инструмент – балалайка.

– Бабалайка? – воскликнул Букин, но его одернула Дуня.

– Не баба и не лайка, а балалайка. Мой отец, тоже когда-то игрывал на такой.

– Ой, как вспомнишь молодость – смеяться хочется, – продолжала Анна Васильевна. Этой балалайкой Иван Григорич девкам еще до войны головы кружил. Бывало вечером идет широкой улицей в рубашке-косоворотке, на голове картуз с цветком, а в руках эта штука, идет и наяривает, то частушки, а то страдания. А девки-то табунком сзади идут, семечки лузгают.

Иван, польщенный словами Анны, прячет в ладонях беззубую улыбку.

Машина нагнала человека, идущего по дороге с чемоданом в руке. Скрипнули тормоза, человек оглянулся. Воробейчик и Журавлев узнали в пешеходе Данилу из деревни Моршавино. Его спросили:

– Данила, ты, куда путь держишь?

– Да, вот, из деревни в Волгино шагаю.

– Не тяжело ли, с чемоданом?

– Не чё – гармошка в нем, а своя-то ноша – не в тягость. Хочу на концерте поиграть.

Мужики в удивлении округлили глаза.

– Ну, что, музыкант, не оставлять же тебя на дороге? – и, обернувшись, Журавлев попросил Фоку потесниться: «В тесноте, да не в обиде»!

– Не беспокойтесь, не беспокойтесь?! – Я легкий, на своем чемоданчике посижу – успокаивал попутчик.

Глядя перед собой, Воробейчик думал о загадочной и непредсказуемой русской душе, о простом мужике Даниле, пробирающемся пешком из своей деревни к людям со своей музыкой…

В фойе Дома культуры оживленно. Зрители прибывают и толпятся возле раздевалки, нарядно одетые, аккуратно причесанные, бродят по вестибюлю, знакомясь с внутренним убранством общественно-культурного заведения. Участники войны и ветераны социалистического труда, поблескивая орденами, позванивая медалями, не проходят мимо буфета, наркомовской нормой помянуть однополчан.

Здесь Журавлев и Воробейчик встретились со знакомыми охотниками: начальником ГАИ Туркиным Аркадием Ивановичем; бывшим начштаба Глушкиным; завнефтебазой Геннадием Богдановым и улыбчивым Саней Наседкиным. Капитан, здороваясь с Туркиным, заметил возле него мальчика школьного возраста.

– Аркадий Иванович, не ваш ли это сын? – спросил он.