Судьбы и фурии

– Ты очень высокая. И худая. И выглядишь необычно, а сейчас это очень модно. Я думаю, ты могла бы стать моделью. И даже поступить в университет.

Матильда пила воду нарочито медленно, прихлебывая.

– О! – сказал он. – Ты думала, я отправлю тебя в университет? Но, видишь ли, мои обязательства насчет тебя закончатся в тот день, когда тебе исполнится восемнадцать.

– Но вы могли бы себе это позволить.

– Да, мог бы, – сказал он. – Но мне интереснее посмотреть, что ты будешь делать. Испытания закаляют характер. Нет испытаний – нет характера. Мне никто ничего не дал. Ни единой вещи. Я всего добился сам.

– И посмотрите на себя сейчас, – вставила она.

Дядя улыбнулся, и все то тепло в нем, что напоминало ее бабушку и почти забытую мать, вдруг исчезло. Матильда почувствовала, как по коже пробежали мурашки.

– Осторожнее, – сказал он.

Нетронутое мясо на ее тарелке стало как будто слегка прозрачным и покрылось пушком.

– Почему вы меня ненавидите? – спросила она.

– О дитя мое, у меня нет к тебе вообще никаких чувств, – сказал он, и это было самое доброе, что Матильда когда-либо слышала от него в свой адрес.

Чавкая, он доел десерт панна-котта, и в складках его рта остался крем.

Им принесли счет. К дяде подошел какой-то мужчина, они пожали руки, и незнакомец зашептал ему что-то на ухо. Матильда осторожно обернулась, потому что краем глаза уловила какое-то движение у двери.

Белая кошка сунула голову в комнату и вытянула все свое гибкое тело, опираясь на передние лапы и неотрывно глядя на связку дров.

Крошечный тигр на охоте.

Какое-то время Матильда завороженно следила за неподвижной кошкой. Единственное, что подавало в ней признаки жизни, – это подрагивающий кончик хвоста. А затем кошка прыгнула без всякой подготовки, и, когда обернулась, у нее во рту уже была какая-то мягкая серая штука. «Полевая мышка», – подумала Матильда. Кошка потрусила прочь, горделиво вскинув хвост. Когда она снова обернулась, увидела, что дядя и его друг смотрят прямо на нее. В их взглядах сквозила насмешка.

– Дмитрий сказал, что ты похожа на кошку. Или что это кошки похожи на тебя, – сказал дядя.

Нет. Она всегда ненавидела кошек. Они казались ей немного бешеными.

Матильда положила салфетку на стол и широко улыбнулась.

9

ЕДИНСТВЕННОЙ, КТО ВОЗВРАЩАЛСЯ К НЕЙ СНОВА И СНОВА, была Рейчел.

Рейчел готовила суп и фокаччу, которыми Матильда потом кормила собаку.

Рейчел возвращалась с Элизабетт и детьми, которые убегали в поля вместе с Бог, до тех пор пока собачка, собрав все колючки в округе, не падала без сил на несколько часов.

– Я не хочу тебя видеть! – закричала на нее Матильда, когда Рейчел в очередной раз пришла к ней однажды утром со швейцарским сыром и свежим соком. – Уходи!

– Можешь оскорблять меня сколько угодно, – сказала Рейчел, поставила угощение на коврик и выпрямилась.

Она выглядела очень суровой в слабом утреннем свете. На руке у нее была все та же ужасная татуировка – паутина с русалками и почему-то турнепсом, странная фантазия, хотя, может быть, просто запутанная метафора. У этой семьи, определенно, была тяга к фигурам речи.

– Я все равно не уйду, – сказала Рейчел. – Буду возвращаться снова и снова, пока не увижу, что ты в порядке.

– Ну так предупреждаю тебя, – сказала Матильда, глядя на нее сквозь стеклянную дверь, – я худший человек из всех, кого ты знаешь!

– Это неправда, – отозвалась Рейчел. – Ты один из самых добрых и душевных людей, которых я знаю. Ты моя сестра, и я люблю тебя.

– Ха! Да ты ничего обо мне не знаешь!

– Знаю. – Рейчел усмехнулась. И хотя Матильда всю жизнь испытывала своего рода сожаление, что Рейчел ни капельки не похожа на своего брата, такого великолепного и полного света, в этот момент она вдруг увидела Лотто в лице его младшей сестры. Те же ямочки на щеках, те же крепкие зубы.

Матильда закрыла глаза и захлопнула дверь. Подумать только, какие у Рейчел крепкие нервы, если она возвращается сюда снова, снова и снова.

ОНА УСНУЛА в домике у бассейна. Прошло шесть месяцев с тех пор, как Лотто не стало. На улице стояла удушающая августовская жара. Их старый друг Сэмюель пришел в то утро, чтобы в очередной раз выразить ей свой протест. Его ноздри трепетали. Матильда сидела в домике, пока он наматывал круги вокруг дома и выкрикивал ее имя. «О, малыш Сэм, – подумала она, слушая его крики. – Добрый сын коррумпированного чиновника. Подумать только, сколько испытаний было у него в жизни: аресты за вождение в нетрезвом виде, разводы, рак, пожар, который он устроил в своем доме, когда ему было уже за тридцать, стычка с расистом, который подкараулил его вечером у кинотеатра и избил до потери сознания. Он никогда не был самым умным или самым храбрым, но как будто родился облаченным в свою сверхъестественную самоуверенность».

Рядом с ним Иов выглядел жалким нытиком.