Судьбы и фурии

После того как она разделалась с сыром, официант принес ей тарелку, полную крошечных фруктовых леденцов. Матильда улыбнулась ему.

– À la victoire[58], – сказала она.

– À l’amour[59], – ответил он, сияя.

В отель она возвращалась по брусчатке, пышущей паром после летнего ливня, который прошумел по городу, пока Матильда ужинала. Ее тень волочилась за ней. Она продержалась до уборной и даже спокойно посидела немного в желтой известковой ванне, а потом свесилась с нее, и ее стошнило.

Потом она вернулась домой, в крошечный белый домик, укрытый вишневым садом. Покупка дома во Франции заняла у нее несколько месяцев. В тот день, когда сделка была заключена и Матильда заплатила, правда намного больше, чем дом того стоил, адвокат прислал ей бутылку Château d’Yquem.

– Прекрасная работа, Клаус, – сказала она ему по телефону.

– Благодарю вас, миссис Саттервайт, – отозвался он. – Должен сказать, они оказались… требовательными.

– Ну, они требовательные и есть, – легко сказала она. – Мне жаль это говорить, но я боюсь, что у меня есть еще кое-какая работа для вас.

– Конечно! Для этого я здесь.

– Теперь позаботьтесь, пожалуйста, чтобы дом снесли – от крыши до основания. Распорядитесь также, чтобы вырвали с корнем виноградник. Весь до единого куста. Я знаю, что это древняя постройка и что это против всех законов, но постарайтесь сделать это быстро, чтобы никто не успел понять, чем вы занимаетесь. Как можно скорее.

Адвокат согласился практически без колебаний. Она обожала этого тонкого и понимающего человека.

– Как пожелаете, – сказал он.

Неделей позже он прислал ей фотографии, на которых было видно ясное небо и сад – никаких четырехсотлетних каменных стен и дымохода. Землю покрывала гладкая грязь.

«Смотреть на тело тяжелее, чем на его могилу», – подумала Матильда.

Ее сердце треснуло и покрылось кровью.

Она сделала это ради себя. Все правильно.

Матильда отправила Клаусу в подарок машину, куда круче своей собственной. Когда она в следующий раз позвонила ему, его голос звучал удивленно и приподнято.

– Работа сделана, – сообщил он. – Но не без криков и ярости – причем последнего было намного больше, чем первого. А еще потоки слез. Боюсь, вам не стоит показываться в этом городке в ближайшее время.

– Все в порядке, – сказала она. – Какие еще новости?

Она произнесла это легко, но все же почувствовала, как шевельнулось внутри старое чудовище.

18

– ТЫ ПРОСТО ПАТОЛОГИЧЕСКИ ЧЕСТНАЯ! – заявил ей однажды Лотто. Она рассмеялась и согласилась с ним. Но в тот момент не могла наверняка утверждать, правда это или ложь.

Огромные главы ее жизни все еще оставались для ее мужа пустыми страницами. Она балансировала на грани между тем, что можно ему сказать, а что – нет. Бывает ложь словесная, а бывает немая, и если Матильда когда-либо и лгала Лотто – то только когда умалчивала о правде.

Например, она никогда не говорила ему, что ее вовсе не тяготила роль кормильца в то время, когда им было по двадцать лет. Что ее не тяготили ни бедность, ни отказ от ланча на работе, ни ужины из риса и бобов, ни даже попытки наскрести хоть немного денег, чтобы оплатить самые важные счета, или необходимость брать деньги у Рейчел, которая и отдавала их лишь только потому, что была одним из немногих на этом свете по-настоящему добрых людей. Его благодарность за то, что, как он думал, является для Матильды огромной жертвой, тяготила ее, он считал себя должником.

Единственное, чем она была недовольна и о чем никогда не говорила вслух, так это то, что она очень хотела бы, чтобы ее муж добавился больших успехов в том, чем занимался.

Все эти очереди под дождем – лишь ради того, чтобы получить крошечный монолог. Затем снова дом и ожидания телефонного звонка, который, скорее всего, принесет новый отказ.

После – дурное настроение, алкоголь, вечеринки. Он толстел, терял волосы, терял свое обаяние. Год за годом, год за годом…

В их самую последнюю зиму в подвальчике Матильда решила выкрасить потолок в золото, чтобы создать иллюзию солнечного света, как-то взбодрить себя и набраться мужества, чтобы честно сказать Лотто: хоть она и верит в него, может, стоит поискать другое поприще, стезю, в которую он поверит сам? Ведь ясно как день, что актерская карьера не заладилась.

Но, прежде чем ей удалось набраться мужества, наступил Новый год. Лотто, как обычно, напился, но, вместо того чтобы завалиться спать, просидел всю ночь и в горячке выплеснул в вердовский документ все то, что мучило его сердце годами.

Когда Матильда проснулась ранним утром и увидела включенный компьютер, в первый момент ревниво подумала, что найдет там переписку и фотографию какой-нибудь грустной шестнадцатилетней блондинки из массовки. Она взяла ноутбук и начала читать написанное. К своему удивлению, она обнаружила пьесу, и, надо признать, она была очень хороша.

Она закрылась с ноутбуком в шкафу в спальне и принялась за работу. Она редактировала пьесу, чистила диалоги, приводила все в порядок и оттачивала сцены. Лотто все равно не вспомнит, что именно написал. Она с легкостью может подстроиться под его стиль.