Судьбы и фурии

Ланселот. Да, мы разорвали связи. Я не видел ее много лет. Прости. Сам не понимаю, почему меня так пробивает на слезу. Прошло уже пять месяцев. Достаточно, чтобы перестать скорбеть о матери, которая никогда меня не любила.

Чолли (подходит ближе). Если твоя мать никогда тебя не любила, это лишь значит, что она была просто бессердечной сукой.

Ланселот. Чолли, привет. Это Чолли, растолстевший, сутулый, старый и бесформенный, с какой стороны не посмотри, порочный, невоспитанный, придурковатый, тупой и злобный. Вечно замышляет что-то недоброе. Мой лучший друг.

Чолли. Засунь себе в жопу своего Шекспира, Лотто, меня уже тошнит от него.

Ланселот. Чарльз, я глубоко признателен тебе за твою любовь.

Ариель. Не думаю, что от Шекспира может быть много пользы. Он уже уходит в тень.

Чолли. О, Ариель! Хорошая попытка. Ты всегда был таким… почти забавным!

Ариель. Странно, что ты говоришь это, Чарльз, хотя мы едва знаем друг друга. Ты, может, и купил у меня несколько картин в прошлом году, но это еще не значит, что ты можешь рассуждать о том, какой я.

Чолли. Что? Да мы с тобой старые друзья! Я знаю тебя очень давно. Ты не помнишь, но я видел тебя как-то раз в городе, лет сто назад. Вы с Матильдой тогда еще были вместе.

Ланселот (после долгой паузы). Вместе? Матильда и Ариель? Что?

Чолли. Мне не стоило этого говорить? Прости. О, эта история стара как мир. Вы женаты уже миллион лет, какая теперь разница. А эти канапе испытывают мое терпение. Извините меня. (Отходит к официанту с подносом.)

Ланселот. Вы были вместе?

Ариель. Что ж. Да. Я думал, ты знаешь, что Матильда и я… у нас была связь.

Ланселот. Связь?

Ариель. Если тебе станет от этого легче, то это был чистый бизнес. По крайней мере, для нее.

Ланселот. Бизнес? И ты был… ее покровителем? О, я понял. Ты имеешь в виду галерею. Когда я пытался стать актером. По большей части неудачно. Да, это правда. Ты годами поддерживал нас финансово, и слава богу. Кажется, я так и не отблагодарил тебя за это? (Смеется с облегчением.)

Ариель. Вообще-то нет. Мы были… м-м-м… любовниками. Я был ее парнем. У нас была связь. Мне очень жаль. Это так неловко. Я думал, у вас с Матильдой нет секретов. В любом случае я бы не сказал ни слова.

Ланселот. У нас нет. Секретов.

Ариель. Ну конечно. О господи, если тебе от этого будет легче, с тех пор у нас ничего не было. Да, она разбила мне сердце, но это было миллион лет назад. Теперь это не имеет значения.

Ланселот. Стой. Стой-стой-стой-стой– стой.

Ариель (пауза затягивается, и он волнуется все больше и больше). Слушай, мне нужно вернуться к…

Ланселот (взрывается). Стой, где стоишь! Ты видел Матильду голой? Ты занимался любовью с моей женой? Сексом? У вас был секс?

Ариель. Это было очень давно. Теперь это не…

Ланселот. Отвечай мне!

Ариель. Да. Наша связь длилась четыре года. Слушай, Лотто, мне жаль, что ты узнал об этом так неожиданно. Но теперь это касается только тебя и Матильды. Ты победил, она твоя, а я проиграл. Мне нужно вернуться к гостям. Поверь, после всех этих лет это почти не имеет значения. Если захочешь поговорить, ты знаешь, где меня найти. (Уходит.)

Ланселот стоит в одиночестве, в лучах своей славы, толпа кружит на почтительном расстоянии, но никто не приближается. Его подсвеченное лицо кажется голубоватым.

Матильда (подходит, затаив дыхание. В том месте, куда пролилось вино, – прозрачное пятно). Вот ты где. Готов идти? Не могу поверить, что ты каким-то образом снова затащил меня в эту галерею. Господи, это просто знак какой-то: нам не следовало сюда приходить. Хорошо, что это шелк, вино просто соскользнуло. Лотто? Лотто Саттервайт. Лотто! Ты в порядке? Алло, любовь моя? (Касается его лица.)

Лотто смотрит на нее – как будто с очень большой высоты.

Матильда (ее голос звучит тише). Любимый?

10

ЗАКАТ. Домик, притаившийся в дюнах, напоминает выброшенную на берег ракушку. Пеликаны чертят узоры на ветру. Под пальмой прячется черепашка-гофер.

Лотто обнаружил, что стоит у окна.

Он был во Флориде. Флориде? В доме матери. У него не было ни малейшего понятия, как он там оказался.

– Ма? – позвал он.

Но его мать мертва уже шесть месяцев. Место все еще пахло ею – детской присыпкой и розами. Пыль серой пленкой покрыла ситцевую обивку мебели и фарфоровые статуэтки. Словно плесень, повсюду – морской запах подмышек.

Думай, Лотто. Последнее, что ты помнишь.

Дом, лунный свет скользит по поверхности стола, костлявые пальцы зимних деревьев ощипывают звезды с неба. Вокруг разбросаны бумаги. Под ногами вертится сопящая собачка. Этажом ниже спит его жена – ее белокурые волосы на подушке похожи на чалму. Он коснулся ее плеча и пошел к себе наверх, неся в ладони лоскуток ее тепла.

А затем словно темный пузырь раздулся в его памяти, и он вспомнил все плохое, что в последнее время было между ними, вспомнил великую историю того, как угасла и утратила вкус их любовь. Вспомнил, в какой ярости он был и как эта ярость покрыла собою все вокруг.