Судьбы изменчивые лики

Нина сползла с подоконника. Одержимая желанием приобрести обновку, а ситцевые сарафанчики только входили в моду, да еще с блузкой — рукавчик фонариком, она открыла так полюбившийся ей сундук, в котором хранились их с Настей сокровища. Откуда он появился в этом доме, было непонятно. На фоне скромной мебели, сделанной, наверняка, местными умельцами, — длинной деревянной лавки со спинкой, хозяйственного стола с двумя створками внизу, набитого до отказа всякой утварью и неоднократно перекрашиваемого в разные цвета, парадного стола, на котором как в музее было выставлено все самое ценное, что составляло гордость этого дома — фигурки, плетенные из соломы, деревянное резное блюдо, графин из матового стекла, он смотрелся весьма странно. Сундук был кованый и, судя по виду, наверняка предназначался для хранения чего-то очень тяжелого. Скорее всего, он достался хозяевам в качестве трофея еще со времен первой мировой войны. В знак особого уважения к Настиной высокой комсомольской должности им выделили эту драгоценность. Перекопав вещи, Нина с самого дна извлекла сокровище — изысканную длинную юбку, сшитую из тонкой серой шерсти. Тайком, когда им выпадала возможность остаться с Настей вдвоем, они доставали ее, раскладывали на своем лежаке за занавеской и сосредоточенно вытаскивали из корсета кости, которых вокруг талии было натыкано видимо-невидимо. До выпускного вечера необходимо было успеть все это распороть, разгладить, отнести к Басиным знакомым, упросить Шмерку сшить Нине сарафан с узенькими шлейками, перехваченными сзади крест накрест и юбку для Насти, а потом еще и уговорить, чтобы тот, в случае чего, сказал, будто ткань продал из старых запасов. Но еще большей драгоценностью были сапожки, поставленные на красивый широкий каблук, высокие, со шнуровкой и набивными разводами на тонко выделанной коже. Нина прекрасно понимала, что вряд ли когда-нибудь наденет эту красоту, но уже в который раз вставила ногу в один из них, закрыв глаза от того блаженства, которое она испытала. Мягкий мех обхватил ногу и обдал своим теплом. Нина уже представляла себя идущей по главной улице городка и ощущала на себе завистливо-восхищенные взгляды прохожих. Но вряд ли это произойдет в ее жизни. Она провела рукой по тонкой коже любимых сапожек, вздохнула и отправила их на прежнее место дожидаться своего часа. А возможно и нет. Может, так и придется доживать им свой век на дне этого старого, всеми забытого сундука, изредка напоминая о том, что было другое время, другие люди, другие нравы. Нина поймала себя на мысли, что боится вспомнить это другое время, а еще больше — людей из этого времени. Такое естественное слово «мама» она даже в мыслях уже не могла заставить себя произнести. Со временем оно стало каким-то абстрактным. В памяти остался образ ослепительно красивой женщины, напоминающий добрую фею из сказки о Золушке. Но образ этот с годами все отдалялся и отдалялся, а затем превратился в некий символ, далекий и существующий вне ее жизни. Сначала очень хотелось к маме, но она знала, что любое упоминание о ней может навредить всем. Поэтому терпела, ждала и даже заставила себя звать мамой Настину маму. Они никак не относились друг к другу. Нина старалась делать все, что ей велели. Настина мама уделяла ей внимания не более, чем всем остальным детям. Ей становилось легче, когда она тайком вытаскивала из своего плетеного сундучка, запрятанного далеко под кровать и замаскированного Настей всяким хламом, заветные вещи — красивую, стального цвета юбку из тонкой английской шерсти, часики на цепочке, которые вставлялись в элегантный карманчик на корсете, и сапожки на очень нежном, теплом меху. Это все, что удалось вытащить из обоза, которым вывозили остатки имущества из принадлежащего им когда-то дома. Часики от греха подальше закопали недалеко от каменной ограды костела, а вещи спрятали от посторонних глаз.

От неожиданности, не успев испугаться, Нина чуть было не свалилась с любимого сундука. Дверь резко отворилась, и в дом влетела, ворвалась Настя из своей новой жизни, которую она днями напролет все строила и строила уже который год.

Прильнув щекой к стене древнего замка, Акулина слушала тишину. Как быстро все произошло. Фактически не сходя с одного и того же места, в одночасье, она оказалась совсем в другой стране. Поставы, Ошмяны, Лида… Это была уже Польша. А ее девочка осталась там, совершенно в другом мире.