— Папа, мы опаздываем. Мы точно опоздаем.
— Спокойно, доча, прорвемся.
— Ну как же, прорвемся, если стоим, — покусывая губы, говорила Ольга.
Она понимала, что основное опоздание явно было из-за нее, и винить было некого. Ругать всех водил на МКАДе, было бы делом одного водителя в машине, а их было четверо.
Когда дорога ожила, то с правого ряда машины пошли порезвей, Оля, попытавшись перестроиться, чуть не сотворила ДТП, чудом притормозил «Фиат» справа, и, встав снова в свой ряд, Оля стукнула своими кулачками по «баранке» «Сузуки» и стала снова плестись в общем потоке.
Когда же они, наконец, выехали на Ленинградку, то до вылета самолета на Париж оставалось меньше часа. Артем смотрел на дочь и сильно переживал, но вида не подавал, а как только свернули напрямую в аэропорт, то сказал:
— Ты, дочка, не торопись, вы сегодня часа на два позже полетите, смотри, дождь пошел какой, да и тучи сгущаются, а вот и молния сверкнула. Чую я, успеем к вылету, и все будет хорошо, — успокаивал Артем Ольгу.
Его решил поддержать Тьерри, но сразу получил по полной.
— Прекрати, Тьерри, меня напрягать, это ты все бегал по комнатам, не мог чемодан собрать с вечера.
Тьерри, молчавший до того, сразу притих и не сказал в ответ ни слова, он лишь поглядывал на Лизочку, и улыбался.
В этот момент «Сузуки» резко подрезает черная «шестерка». Ольга жмет на тормоз — и все подались вперед, а что могло катиться, покатилось. Тьерри успел удержать ребенка в его кроватке. Ольга ударилась об руль, но, слава Богу, не сильно, но этого хватило, чтобы занервничать и заплакать.
Артем не знал, что делать в такой ситуации, как успокоить ребенка.
— Вот урод, а! Понабирают машин, купят права и гоняют, как в чистом поле. Оля, не расстраивайся, это не смертельно, — бодро сказал Шмелев.
— Папа, я так устала с этим ремонтом на Тверской, что даже если мне остаться еще на день в Москве, то я не выдержу и умру.
— Оля, рано еще умирать, возьми себя в руки, осталось мало.
— Осталось двадцать минут до вылета, ты понимаешь?
— А я говорю, что вы улетите сегодня. Рейс задержат. Вот увидишь. Моя интуиция меня не подводила, будет гроза, — Артем «лепил» все, что лезло в голову.
И правда, после этих слов сильно полил дождь, засверкала молния, а они остановились прямо у входа в терминал. Тьерри нес ребенка в люльке и две сумки. Оля схватила небольшой чемоданчик, а Артем волок два вполне солидных чемодана.
Регистрация на рейс, конечно закончилась. Артем подошел к стойке и показал свое удостоверение военного пенсионера, объяснил ситуацию и есть ли возможность принять на борт семью Карделли.
Через минуту после созвонов регистраторша махнула рукой и начала оформлять билеты Оли и Тьерри. Ольга посмотрела на отца и улыбнулась.
— Папа, ты всегда такой выдержанный в стрессовых ситуациях?
— Да, дочь, есть у меня такое, жизнь заставляла учиться этому.
Вскоре дорогие «французы» вошли в зал досмотра.
— Слава тебе, Господи, — сказал тихо Артем, — успели.
Он вышел из здания, подошел к машине и стал готовить ее к движению. Он впервые сидел за рулем такой комфортной «тачки». Машина эта, в принципе, была уже его, он купил ее у дочери всего за восемнадцать тысяч долларов с пробегом 24000 километра, а ее стоимость при покупке составила тогда двадцать девять тысяч долларов. Трудно было Артему заработать столько денег, но он смог. Машина катила по скользкой глади МКАДа, и вдруг на полпути, а это уже приблизительно через час, зазвенел сотовый. Оля! Это звонила она.
— Папочка, мы еще не взлетели, но находимся в самолете. Ты был прав, гроза, дождь и только что сказали выключить все телефоны, будем взлетать. Ты меня извини за мои нервы. Я прилечу назад и обязательно исправлюсь. Я вас с мамой очень люблю! Пока! Спасибо тебе за выдержку и помощь! Ты несравненный!
— Хорошего полета вам и мягкой посадки. Обнимаю, — сказал Артем, обрадованный тем, что так все получилось.
Дети улетели показывать маленькую полугодовалую Лизочку французским бабушке и дедушке, а также всей их родне. Несмотря на то, что дождь заливал стекло, и дворники еле успевали сбрасывать поток воды, Артем благополучно добрался до дома.
Стюардесса предлагала прохладительные напитки, потом был ужин. В салоне самолета запахло коньяком, вином, тушеным мясом, печеньем и кофе. Юля не была на Сахалине, родине отца и деда, более двадцати трех лет.
Когда они с Ольгой в разное время с двух-трех лет жили в Александровске на Луговой улице в доме пятьдесят четыре, то, несмотря на ранний возраст, но с помощью фотографий и воспоминаний, они долго помнили о той жизни в частном доме, среди кошек и собак, курочек и поросенка, среди ласки и заботы дедушки и бабушки. А как кричала по дороге Оля, когда они потом вместе возвращались с Сахалина в Монголию. Плакала навзрыд и, причитая, говорила:
— К бабочке хочу. Моей любимой бабочке хочу, не люблю вас, не люблю, где моя любимая бабочка.