Судьбы, как есть

Свою племянницу Гульнару он любил больше всех на свете, и он уже отложил ей маленькие сережки с мерцающими камешками. Он представил радость девочки его подарку. Представил, как она будет целовать своего доброго и ласкового дядю, а потом побежит к зеркалу и, убедившись в красоте подарка, убежит показать всем, кого только ни встретит в доме. Его любимой Гульнаре пять лет исполнилось четырнадцатого марта, а у него день рождения пятнадцатого. Гульнара очень похожа на его мать. А маме он уже присмотрел золотую цепочку с кулоном и кольцо с бриллиантовым камешком. Только бы размер подошел, а не подойдет, так мать продаст его. Она знает, как это надо делать, и купит себе другое или платье, или еще чего-нибудь.

Вроде бы не обращаясь к Ольге, Мормурадов, цедя каждое слово, сказал:

— Ты бы лучше показала, где у вас в доме спрятан сейф?

— Какой сейф? — удивленно спросила Оля.

— Сама знаешь, какой. С деньгами, с самыми ценными бумагами и украшениями.

— Нет у нас никакого сейфа, и не было никогда. Сколько вам надо всего и что еще хотите здесь найти? Говорите сразу, я все отдам, только не убивайте нас. У меня кружится голова, ну будьте вы людьми, хватит издеваться. Я вас не выдам. Сейфа нет. Нет сейфа, и не водилось, — с трудом сдерживая свой гнев и раздражение, говорила Ольга.

— Этого не может быть, у француза есть свой кабинет, а сейфа нет?

— Нет! Я не обманываю.

— Если найдем, то сама подпишешь себе приговор, — сказал Мормурадов и почему-то вспомнил про своего старшего брата, которому он не дал бы ни копейки. Живет он где-то в России и не хочет знаться ни с кем из братьев и даже с сестрой. Последний раз он был дома в Джизаке четыре года назад, в мае 2005 года. Он поругался со всеми братьями и, не прощаясь, уехал в Россию. Он ненавидит всех за их, якобы, грязные дела, за воровство и грабежи. Сам же матери ничем не помог. Отец как умер, так его братец сразу и исчез из семьи. Женился, троих нарожал, получил русское гражданство, и, видите ли, его все устраивает, и он не собирается возвращаться в Узбекистан. — Гад он, я его еще достану. Он у меня еще запоет и извиняться приползет. Да пошел он в жопу.

Эти размышления прервал голос Ольги:

— Хуршид, но ты ведь не животное, а человек, хоть и хочешь казаться злым и крутым, ты понимаешь, что вы делаете и что еще задумали? Пока у вас есть еще выбор, но потом его у вас может и не быть. Вы молодые еще ребята, вам чуть более двадцати пяти. Поймите, наконец, если с нами что-то случится, то вас все равно поймают. Вы не знаете моего отца. Даже когда узнают о преступлении на вашей родине в Узбекистане, и особенно если тронете ребенка, то там отвернутся от вас и узбеки и проклянут весь род.

— Никто не узнает. Это мои проблемы и моя жизнь, не надо меня перевоспитывать. Ты бы сводила концы с концами на моей Родине? Когда нет работы, а если и есть, то платят копейки. Не от хорошей жизни я приехал в Москву. Не правь меня. Поняла?

— Поняла. Я немного больше уже прожила на этом свете. Мне недавно исполнилось тридцать один год, разве можно построить счастье на чужом горе, воровстве и тем более убийстве? Разве мало золота и денег? Берите все. Отпустите меня и моего ребеночка, пожалуйста, — голос Ольги задрожал, но она продолжала:

Французы вас тоже в покое не оставят, приедет Интерпол, следователи, и вас поймают. Зачем сидеть в тюрьме, когда можно жить, пусть бедно, но на свободе.

— Ты мне про тюрьму не говори. Ты не знаешь, что это такое. Идти туда снова я не хочу, а будешь меня напрягать, убью.

Такого поворота Оля не ожидала и, собрав весь свой гнев, глядя ему в глаза сказала:

— За что? Кто ты такой? Распоряжаться чужими жизнями тебе права не дано!

Мормурадов резко соскочил со стула. Стул упал, создавая сильный грохот, на который из спальни выскочил испуганный Гарисов.

— Что случилось Хуршид?

— Эта сука пытается меня воспитывать, — зло ответил Мормурадов.

— Неправда, Русик, я его не воспитываю, не нравится ему правда. Кто имеет права лишать жизни людей? Скажи, кто? — закричала Ольга. — Воры, грабители, где мой муж?

Вдруг из спальни донесся детский плач.

Из-за чего сердце Ольги забилось с такой силой, будто оно было одно в ее душе и теле.

— Развяжите мне ноги, я успокою ребенка, вставая и упав на колени, говорила Ольга.

Гарисов подошел к Хуршиду и быстро заговорил с ним по-узбекски:

— Мы так и не дотянем до приезда машины, из-за тебя нас повяжут.

Лизин плач вдруг прекратился. На миг воцарилась тишина, которую нарушил Мормурадов:

— А ты что, так и будешь с ней в поддавки играть?

— До утра ещё много времени, — ответил Гарисов.

— Надо кончать ее и уходить наверх, — настаивал Мормурадов.

— А ребенок?

— Ребенок твоя проблема, ты же все продумал до мелочей.

— Надо с дядей Жорой посоветоваться, что он подскажет?

— Лучше позвони водителю Турдыеву.

— Сам позвонишь в четыре часа. Вахоб обещал подъехать к метро в пять часов, — сказал Гарисов.

— Жора узнает, что нет машины, то нас порвет, как грелку.

— Не дрейфь, у нас есть уже не мало, чем можно заткнуть ему глотку, — жестко сказал Гарисов.