Судьбы передвижников

Когда все организационные вопросы были решены, уже несколько месяцев как женатый Крамской и ещё пятеро художников в складчину сняли большую квартиру на 17-й линии Васильевского острова и принялись за работу. Общее хозяйство взялась вести супруга Крамского – Софья Николаевна. Трудно сказать, где и при каких обстоятельствах художник познакомился со своей избранницей, известно только, что репутация Софьи Николаевны Прохоровой, вскоре ставшей невестой живописца, была к тому времени небезупречной. Дело в том, что до своего законного брака с Крамским молодая особа сожительствовала с женатым человеком, в конце концов её бросившим и оставившим без средств к существованию. Благородный, пренебрегший условностями Крамской обвенчался с «падшей» женщиной, обретя в возлюбленной преданного друга и помощника. Но, женившись, Иван Николаевич начал, по его собственному признанию, «вечную историю борьбы из-за куска хлеба». Для заработка он брался за любую работу, «преследуя в то же время цели, ничего общего с рублём не имеющие».

Неизвестные молодые художники, к тому же скомпрометировавшие себя участием в академическом скандале, не могли рассчитывать на быстрое получение множества заказов. Успеху дела мешала и вовсе не респектабельная локация Артели художников. Для исправления ситуации требовались деньги, и Крамской принял предложение профессора Алексея Тарасовича Маркова, соблазнившегося солидным вознаграждением и взявшего на себя обязательства по росписи главного купола храма Христа Спасителя в Москве. Осознав, а может, и заранее понимая, что в силу возраста справиться с заданием он не сможет, Марков обратился к Крамскому. Официальным исполнителем росписи продолжал считаться Марков. Без прикрытия уважаемым именем начинающий художник никогда бы не смог получить столь выгодный заказ, позволявший молодому живописцу заявить о своих профессиональных возможностях и заработать большие деньги, уж очень нужные недавно родившейся и мыкавшейся в безвестности Артели художников.

Крамской признавался: «Наше общество, его существование, его успех для меня дороже даже самого дела, за которое я взялся…» На проценты с полученного задатка Крамской предложил артельщикам снять помещение в центре Петербурга, с тем чтобы устроенная в нём выставка поспособствовала росту популярности артели. Одно только огорчало Ивана Николаевича – продолжительная разлука с любимой супругой. Страсть к ней была так сильна, что абсолютно доверявший жене художник всё же никак не мог унять разыгравшуюся ревность и, снедаемый тоской, писал Софье Николаевне:

«Грезилось мне… будто ты меня уже не любишь, ты чужая мне, будто вот я где-то с тобою повстречался, раскланялись и прошли, знакомые, а чужие, будто я не могу к тебе подойти и спросить тебя, что с тобою, за что меня разлюбила ты, ничего не могу и не имею права».

Выставка произведений артельщиков, состоявшаяся в августе 1865 года в Нижнем Новгороде, прибыли не принесла, а уже в начале 1866 года артель обосновалась в престижном районе Петербурга, на углу Воскресенского и Адмиралтейского проспектов. Это была просторная и светлая квартира, в комнатах которой можно было устроить удобные мастерские. В распоряжении артельщиков были теперь два больших зала, вполне пригодных для демонстрации живописных работ. И наконец случилось то, к чему так стремился Крамской, – в артель стали заглядывать посетители, «всё больше молодые художники и любители смотреть новинки». Устраивать публичные выставки артельщики не имели права, свои работы они показывали на ежегодных академических выставках. К слову сказать, в глазах Академии художеств «бунтовщики» не сделались злейшими врагами, их даже не лишили права на академические знаки отличия.