Судьбы (СИ)

Глупость, конечно же. Но что теперь делать. Очень хотелось домой и в душ. Смыть с себя все. Она как можно тише пыталась пройти мимо маминых окон и прошмыгнуть в собственный двор. Но все оказалось не так просто. Мама ждала ее у окна и тут же выскочила на улицу, прямо на Веру.

— Где ты была?

— У Оли.

— Не ври, с кем ты была? Ты пьяная?! Ты пьяная, шлюха! — она с силой ударила дочь по лицу. — Как ты могла?! Кто он? Или тебе без разницы?

— Да! Ты права, мне без разницы, и да, я шлюха. Дальше что?

Она получила вторую оплеуху от матери. Ирину уже трясло, но дальше шуметь на улице она не стала.

— Утром поговорим. Не для того я тебя растила.

С этими словами она пошла к себе домой, а Вера к себе.

Долго пыталась под струями воды оттереться от всей грязи. Но душу отмыть невозможно. А еще на щеке отчетливо проявился синяк от ладони. Даже не один, а два с одной и той же стороны.

Хорошо хоть на работу не идти. Отпуск все-таки.

====== Зря, все зря ======

Самое интересное, что Вера спала и спала долго.

Проснулась от звонка в дверь. Бесконечного такого звонка. Встала и пошла открывать. Перед ней была мама.

— Так что у тебя было? — прямо с порога спросила та, но уже с жалостью и пониманием.

— Все было. А что?

— А если залетишь?

— Рожу.

— Дура, что ли? Как одной ребенка поднимать?

— А ты как поднимала?

— Так мне бабушка твоя помогала, а ты-то как? Вера, кто он?

— Никто, мама. Никто!!! И звать его никем!!!

Слезы катились по щекам, осознание, наконец, пришло, и стало так себя жалко, просто невыносимо жалко.

— Верочка, это тот высокий парень, что с работы тебя провожал? Так он ничего вроде.

Ирина сама плакала рядом с плачущей дочерью.

— Ты правильно говоришь, мама. НИЧЕГО! Нет его. И уже не будет.

— Не делай глупости, Вера, он как порядочный человек должен жениться.

— На всех сразу? Мама, нет сейчас порядочных людей, и начинать надо с себя.

Я получила то, что хотела, мне и расхлебывать.

— Значит, родишь?

— Ой, для родишь еще забеременеть нужно. Не пори горячку. И не нервничай. Лучше бодягу мне купи в аптеке. Я теперь дней десять из дома не выйду.

Ирина принесла бодягу, и Вера попросила ее уйти. Надо было побыть сам на сам. Выслушивать от матери, как теперь стыдно людям в глаза смотреть, она не хотела. Девственница она или нет, на лбу у нее не написано, а потому, кто что скажет, значения не имеет. Не волнует ее это, и все. Хотя пересуды, конечно, пойдут. Она сама вчера ночью заметила соседку в окне, которая наблюдала их скандал с матерью.

Ну и черт с ней! Для всех хорошей и правильной не будешь, и не судья ей тетя Соня. И вообще никто не судья. Сама себе она судья, и все.

Медленно заканчивала вчерашнюю уборку и мытье оставшихся окон тоже.

В конце концов, что такого сверхъестественного произошло? Ну не умрет она теперь девственницей… Ну и? Ей двадцать три года, через полгода двадцать четыре. Что такого? Ничего.

Еще одно разочарование, и все. А жизнь, она вообще такая — из сплошных разочарований состоит.

Невольно вспомнила свою последнюю больную с сифилисом. Она беременная была и так ребенка хотела… А муж из командировки сифилис привез. Случайно у него получилось. Вера ей направление на прерывание беременности выписывала, а та рыдала, просила ребеночка не трогать. Все твердила, что не виноват он ни в чем, сыночек ее.

Вот кто-кто, а он, маленький, уж точно ни в чем не виноват, и душа его в рай попадет, если есть такой. И Вере его жалко было, и отца его непутевого тоже. Только вариантов там нет и не может быть, только прервать беременность.

Вот оно горе было, и слезы настоящие, а у нее — мелочи…

Кстати, на сифилис надо кровь сдать, да и на инфекции анализы тоже.

Стыдно, конечно, но надо.

Через недельку с Галиевной поговорит и сдаст. Галиевна своя, она поймет. Сама Вере говорила, что если что, чтобы обращалась. Хорошо, что люди нормальные в жизни встречаются. Вон как с коллективом повезло. Уже счастье.

Взяла в руки вязанье, вот однообразная работа ее точно отвлечет. И дело пошло. Но входной звонок снова надрывался. «И что маме неймется!» — пролетело в голове, открыла не глядя. Перед ней стоял Максим.

— Пустишь?

— Входи. В подъезде глупо разговаривать. Что пришел?

— Я не помню, как ты ушла, а на постели кровь. У тебя месячные начались?

Вере стало смешно, вот просто смешно, и все.

— Мне пойти простынь постирать?

— Кто тебя бил? — он смотрел на отпечатки ладони на щеке. — Вера, нам надо серьезно поговорить.

— Не надо. Нам больше не о чем говорить.

— Ты мне нравишься, понимаешь. Ну прости, конечно, мы с тобой зря вчера по пьяни…

— Зря. Мы с тобой вообще зря.

— Вера, прости, это ничего не меняет. Я так давно хотел…

Она не дала ему договорить.

— А Ира? Ты меня вчера Ирой называл. Ты с ней лучше объясняйся. А со мной не надо, не о чем. А если она ничего не знает о твоих похождениях, то и не объясняйся. Просто не говори ей ничего, и все.

— Я могу все объяснить. Ира, она дочь…

— Замолчи. Она хорошая твоя Ира?

— Да, только я не люблю ее.