Судьбы солдатские

Настолько командир роты и его солдаты привыкли друг к другу, сроднились с батальоном и полком, пока имевшим только трехзначный номер, что после излечения в госпитале обязательно просились в свою часть; а однажды ефрейтор, просьбу которого оставили без внимания, даже самовольно убежал в родную роту, так сказать, пошел против закона, своеобразным дезертиром стал. Но на защиту его встало даже полковое командование, дивизионное подключилось и, конечно, отстояли.

Командир роты уже поджидал Трофима, прохаживаясь около своей землянки; похоже, особо не торопился, но и задерживаться не намеревался. Во всяком случае, выслушав устный доклад о том, что сержант Сорокин по вызову прибыл, ни слова не сказав, исчез в землянке, чтобы через две или три минуты появиться с безопасной бритвой, куском хозяйственного мыла, пахнущего одновременно керосином, селедкой и еще чем-то, и с кружкой тепловатой воды.

Только теперь и обронил:

— Пополнение принимать идем, а ты в таком виде.

Трофим не только тщательно побрился, но и достал из заветного мешочка две медали «За отвагу», любовно протер их чистой тряпочкой и прикрепил к гимнастерке точно там, где полагалось, — чуть повыше сердца.

Старший лейтенант Нечаев еще раз бегло глянул на него и сразу размашисто зашагал в ту сторону, где размещался штаб полка, зашагал и замурлыкал себе под нос: «Когда б имел златые горы…» Любил командир роты слушать песни, но сам музыкальным слухом был одарен не так, чтобы очень, и поэтому никогда не пытался вплести в хор свой голос, единственное, что позволял себе, — тихонько и в одиночестве мурлыкать две песни: эту — при хорошем настроении, а когда глаза лучше бы никого и ничего не видели — «Среди долины ровныя». Не очень верно, зато предельно душевно эти мелодии выводил.

И еще одна особенность была у старшего лейтенанта Нечаева: он требовал, чтобы старые солдаты, с которыми он не менее полугода в боях всякого хлебал, в неофициальной обстановке величали его не по званию, а по имени-отчеству. Сейчас обстановка была именно такая, и Трофим спросил, словно не с командиром, а с хорошим товарищем шел:

— Слышь, Флегонт Иванович, а много нам дают того пополнения?

— Шесть штыков выделить обещали.

Всего шесть солдатиков… Молоденьких, с тонкими шеями, которым окажутся слишком просторны воротники солдатских гимнастерок…

В роте всегда с нетерпением и одновременно взволнованно-болезненно ждали пополнения: с одной стороны, оно силы добавит, может быть, из родных мест самые последние новости принесет, а с другой… Много ли они, молодые, знают о войне, о том, как надо вести себя в том или ином бою?

Порой бывало и так, что только получишь пополнение, не успеешь передать ему и половины того, что сам собственной шкурой уже узнал, — немедленно в горячие бои. Случилось это — вот и считай, что было да сплыло то пополнение. Сердце каждый раз безмолвным криком исходило, когда в братской могиле хоронили парней, у которых на верхней губе пушок бритвой еще не тронут…

А сейчас обстановка на фронте именно такая, что боевой приказ в любую минуту прийти может: с середины августа в наступление перешел и их родной Юго-Западный фронт; настолько упорные и кровавые бои начались, что уже через неделю от роты почти половина осталась; вот и отвели весь полк на отдых, вернее, оставили в тех окопах, которые они у фашистов отбили, а вперед другой полк выдвинули. Долго ли отдыхать позволят? Это уже не солдатского ума дело: командованию виднее, что и когда сделать надлежит.

Ничего этого Трофим не высказал командиру роты, спросил о другом:

— К скольки часам нам-то прибыть надо?

— Перед самым обедом. Чтобы привести в роту пополнение и сразу накормить.

У Трофима чуть было не сорвался вопрос: а зачем мы в такую рань идем, но вовремя догадался — командир роты хочет не просто получить пополнение, он вознамерился познакомиться с ним и, если удастся, отобрать для роты лучшее. Конечно, в ходе одного короткого разговора трудно, почти невозможно в душе солдата разобраться, но кое-что уловить все же можно. И Трофим мысленно одобрил намерения командира.

Пришли с большим запасом времени, но и другие командиры рот тоже не проспали своего часа, они уже кружили около пополнения, щедро распахивали свои кисеты с ядреной махоркой.

— И когда они налететь успели? Ночевали здесь, что ли? — беззлобно, даже с доброй завистью проворчал командир роты.

Трофим тактично промолчал и побежал глазами по лицам пополнения. Так и есть, зеленый молодняк! Только три солдата, видать, войну уже нюхнули. Но заполучить этих и думать нечего: около них прочно уже обосновались командиры первого и третьего батальонов; похоже, командиры рот их как тяжелую артиллерию на подмогу себе вызвали.

И вдруг сердце сладостно и тревожно забилось. А еще через мгновение Трофим осторожно тронул за локоть командира роты и прошептал, не тая волнения:

— Слышь, Флегонт Иванович, возьми к нам вон того ушастого головастика. Вокруг которого никто не вьется.

Старший лейтенант глазами сразу же нашел того молодого солдата, за которого молвил слово Трофим, подошел к нему и спросил: