Судьбы в капкане

— Знаешь, я точно узнала голос Сюзанки. Ее грохнул кто-то и наверно насмерть, — трясло бабу.

— Может быть, но я в такую разборку не полезу. Каждая из них знала куда суется. Я как-то говорил с Сюзанкой. Она все время удивлялась, почему к ней не клеюсь. Сомневалась в моих мужских способностях. Я ей ответил, что она не возбуждает меня, не хочу рисковать собою. Она тогда обиделась, мол весь город вокруг нее вьется, все ее желают и только я один, как сушеный катях, на нее не западаю. Я же просто брезговал. Всеми! Не люблю залапанных и продажных.

— Не ругай ее. Она уже далеко. С нее свой спрос будет, — подошла к окну, едва приоткрыла занавеску, но в темноте ничего не увидела.

Утром, едва рассвело, к Кате заявилась милиция.

— Вы вчера, вернее, сегодня ночью, ничего не слышали под своим окном?

— Нет! — ответил Мишка за обоих.

— А что случилось? — подошла к окну баба и, глянув, отшатнулась, закрыла лицо руками…

…В луже крови лежала на асфальте Сюзанка. Голова девчонки валялась поодаль от тела, да и оно было изрезано, изувечено. Вокруг трупа уже собралась толпа зевак, соседей, сторож магазина, какой заметил девку и позвонил с милицию.

— Она давно ушла от нас. Где-то с месяц. С того времени мы ее не видели! — отвечал на вопросы следователя Мишка.

— Кто-нибудь интересовался, искал ее у вас?

— Участковый.

— А другие?

— Больше никто, — ответил парень спокойно.

— Сколько она жила у вас?

— Да кто знает, я не общался с нею.

— Скажите, почему она вернулась сюда, сбежав из больницы? — допытывался следователь.

— А кто знает? Тут был ее чемодан с вещами, ну и за квартиру должна осталась. Я не знаю…

— Она не звонила, не предупреждала о приходе?

— Нет. Звонков не было.

Катя плакала и не могла отвечать на вопросы.

— У Сюзаны были враги?

— Я с нею не общался, не знаю.

— Кто-нибудь грозил девке расправой в вашем присутствии?

— Да я когда возвращаюсь с работы, уже никого не вижу. И квартирантками никогда не интересовался, — раздражался Мишка.

— Она никому не была должна?

— Какое мне дело до нее? Я и видел эту птичку раза два или три. О чем с ней базарить? Лично у меня с нею никаких отношений не было. Не враждовали и не дружили. Какое дело нам с матерью до чужих людей?

— Да, но мать плачет, значит, что-то связывало?

— Жаль человека. Молодая еще, могла бы жить и жить, но кому-то помешала или навредила. Просто так не убивают. Но мы не знаем причину, спросите у путанок, может, они подскажут.

— Спасибо за совет! Сами знаем, у кого поинтересоваться о случившемся! Убить ее мог любой, в том числе и вы! — строго оглядел парня следователь. Михаил в ответ громко рассмеялся:

— Ну и прикол! Такое даже псих не сморозит. Зачем мне она, хоть живая или мертвая? Я на нее не западал. Своя девчонка есть. На кой мне эта мандолина? Да я с ней рядом не стоял и говорить не хочу. Мы с мамкой собирались просить ее освободить квартиру, а тут вон как случилось. Видно, круто кому-то насолила.

Мишка увидел, как в подъехавшую неотложку погрузили санитары труп Сюзаны и спешно уехали со двора.

Сторож магазина подключил шланг к водяному крану, принялся смывать кровь с асфальта. Люди стали постепенно покидать двор. Одни ругали бандитов, что убили девку. Другие злословили Катю за притон, где она развращала девок.

— Пора б ее с нашего дома отселить навовсе. А то во двор выйти жутко. Того и гляди, понасилуют и убьют. Сюда ж единые бандюки приезжали. Да на каких машинах! Честному человеку такую в жисть не купить. Только воры и душегубы в их катаются. Они таких привечали. Вот и выкинуть отсель ентот бардак, чтоб порядошным людям не было тошно в своем доме жить…

— Да замолчи, Егоровна, не каркай не знавши. Может, менты сами сучку грохнули, а теперь следы заметают, — предположил сторож магазина, помыв двор. И увидев, что следователь сел в машину, направил тугую струю воды на то место, где стояла оперативка милиции:

— Кыш пух, кыш след, убирайтесь навек! Чтоб вашего духу в нашем дворе больше никогда не было! — смывал след оперативки старик, разгоняя последних зевак со двора.

Катя долго не могла успокоиться после увиденного. У нее все летело из рук. За что бы не взялась, куда бы не повернулась — всюду слышала голос Сюзаны:

— Катя, как жаль, что не вы моя мать! — сказала однажды девчонка. Эти слова навсегда застряли в сердце и в памяти женщины…

А по городу поползли слухи один другого круче:

— Слыхали, бабоньки? Бандершу кокнули! Ну, ту, безногую, какая с поездом наперегонки скакала. Ей пузо разворотили и туда протезы вставили, чтоб снова к жопе приросли…

— А кто убил?

— Да муж ее бывший, чтоб фамилию не позорила. Терпенья у него не стало больше, вот и уложил!

— Не бреши про Катьку! Живая она как сука, а вот блядей ее всех постреляли. Сама видала, как их на носилках выносили одну за другой.

К вечеру город гудел подробностями, придуманными на ходу, на скамейках и в парке. Очевидцев оказалось столько, что их никогда не вместил бы двор. И все доказывали, будто своими глазами видели все.

Катя даже во двор перестала выходить, чтобы не надоедали своими вопросами назойливые, докучливые соседи.