Судебные речи известных русских юристов

Здесь ей суждено было столкнуться с Янушевичем, обвиняемым по настоящему преступлению. Открытый и добрый характер молодого человека, его честность, доказанная всеми действиями при производстве предварительного следствия, — так как исключительно его содействию правосудие обязано обнаружением истины в деле, — а также то теплое участие, с которым он отнесся к ее положению, расположили к нему подсудимую. Шебалина снова примирилась с людьми и снова, безусловно, доверилась первому встретившемуся на ее жизненном пути человеку. И между молодыми людьми возникли сначала самые чистые отношения брата и сестры, которые впоследствии перешли в более интимные, когда Янушевичем сделано было предложение соединиться навсегда, чему помешали преступное событие и преждевременная смерть. В силу этой взаимной привязанности и беспредельного доверия. Шебалина, когда срочная белошвейная работа окончилась у Гибнер, а вместе с ней окончилось и право ее на даровую квартиру и стол, охотно согласилась переехать 9 сентября 1865 г. на квартиру, состоявшую из одной комнаты и нанятую для нее Янушевичем, сначала в Дмитровском переулке, в доме Салтановой, а потом — на Невском проспекте, в доме № 63. В течение всего кратковременного знакомства своего с Янушевичем, а именно с мая по 14 октября 1865 г., то есть по день обнаружения преступления, Шебалина знала только из рассказа Янушевича, что он занимается частными делами у неизвестного ей капиталиста Левицкого. Правда, изредка замечала она, что Янушевич делал поправки на каких-то разноцветных бумагах, оказавшихся впоследствии билетами ссудной казны; но, не понимая их значения, не зная вовсе о цели и действительном существовании такого учреждения, как ссудная казна, так как это не входило в предмет институтского преподавания, а на свободе, в продолжении каких-нибудь 10 месяцев, Шебалина не имела ни случая, ни повода ознакомиться лично с операциями ссудной казны, она легко поверила Янушевичу, что занятия его не заключают в себе ничего предосудительного и входят в круг его обязанностей относительно капиталиста Левицкого.

Представьте же себе изумление и ужас Шебалиной, когда за три или четыре дня до произведенного в квартире ее обыска, желая объяснить соседке Гальяновой род занятий Янушевича, она показала ей один из оставленных у нее Янушевичем билетов ссудной казны, передавши при этом и все подробности производимой Янушевичем операции, когда затем Гальянова рассказала, что за это ссылают в Сибирь! Испуганная Шебалина по приходе Янушевича на коленях умоляла бросить свои преступные занятия и не губить себя, но покойный Янушевич обратил ее опасения в шутку и, посмеявшись над напрасным испугом, успокоил уверениями, что Гальянова сказала неправду.

Ознакомивши вас, таким образом, с личностью подсудимой Шебалиной и набросавши картину ее отношений к Янушевичу, считаю затем необходимым указать вам на доказательства справедливости всего мною сказанного и по сему прошу вас припомнить как показание Янушевича, прочитанное вчера при производстве судебного расследования, так равно и показание подсудимого Левицкого. Во всех показаниях Янушевича мы встречаем одно и то же заявление, что хотя он и занимался подделкой билетов ссудной казны на квартире Шебалиной, но всякий раз, когда приходил к ней с этой целью, то старался или удалить ее из дому под разными предлогами или же объяснял, что занятия его не заключают в себе ничего противозаконного, чему подсудимая и верила. Далее, каждое из этих показаний оканчивается одной и той же мольбой, обращенной, разумеется, через следственную власть к вам, 6 том, чтобы не привлекать Шебалину как ни в чем не повинную к ответственности перед законом.

Будете ли вы, господа присяжные заседатели, после всего слышанного вами глухи и бесчувственны к загробному слову человека, покончившего уже свои расчеты с этим светом, а равно и к показанию лица, который полным чистосердечным раскаянием должен заслужить ваше доверие? Думаю, что нет. Я твердо убежден, что вы разделяете мое мнение о незнании Шебалиной преступного значения занятий Янушевича, а также согласитесь со мною, что правосудие имеет дело не с развитым преступником или хладнокровным зрителем преступления, но с существом, обвинение которого будет равносильно обвинению ребенка!