— Ты нормальный?! — он счел своим долгом возмутиться.
Но карлик только отмахнулся. И громко обратился к стражникам:
— Поспешите прикоснуться к знаку благословения!
В следующие несколько минут Гормери пытался оттолкнуть от себя страждущих дотронуться до великой реликвии, то есть медальона, который куснул зуб бога Себека!
— Отойдите! Перестаньте! Это был просто крокодил!
Ничего не помогло.
— Как ты мог! — возмущался красный от натуги и стыда писец, когда они миновали третьи ворота и устремились к четвертым.
— Мне надоело, что охранники мурыжат нас по полчаса у каждых ворот. Жарко, и пить хочется, — невозмутимо заявил Анхатон, сидя в уютных носилках, — А эти, смотри, как быстро пропустили. Еще и кланялись вслед.
— Не желаю, чтобы меня связывали с каким-то там бывшим богом! — раздраженно пыхтел писец, — Бог-крокодил, это отвратительно!
(
— Зря ты так, — буркнул карлик из-за занавески, — Сам ведь к нему прибежишь.
— Еще чего!
— Ну-ну…
— Что ты имеешь в виду?
Возможно, Гормери и узнал бы, однако их спор прервали мягко, но настойчиво.
— Добрый день, уважаемые гости. Я верховный жрец этого храма Амонхотеп.
Все, включая носильщиков в цветочных трусиках замерли, уставившись на невысокого сухого старца, с лысым черепом и густо-подведенными черным глазами. Одет он был скромно — белое полотно, перекинутое через худощавое плечо, не скрывало выпирающие из-под дряблой кожи ключицы. В руке он держал похожий на огромный вязальный крючок посох Уас, с выпирающими длинными ушами неведомой зверюги. И никаких украшений, кроме массивного золотого перстня с большим фиолетовым аметистом на среднем пальце правой руки. Однако перстень этот был по виду старинным и дорогим.
— Мне доложили, вы намерены осмотреть часть царских сокровищ, присланных господину ювелиру Хепу из столицы?
Гормери кивнул. Старик покосился на его покусанный медальон и заметил:
— Я вижу жизнь писца храмового кебнета не лишена приключений.
— Мальчик одолел огромного крокодила, — опять громко похвалил его Анхатон, даже не подумав высунуть хотя бы нос из носилок.
Мальчик же покраснел от досады.
— Что ж, в таком случае вам здорово повезло, не так ли? — вокруг глаз старого жреца собрались тонкие морщинки, а губы расплылись в добродушной улыбке. И он стал похож на деда Гормери. До такой степени, что у молодого жреца сердце защемило. Вот ведь, прошло всего пять дней в разлуке, а он уже видит образы любимых домашних в совершенно чужих людях.
Чтобы скрыть чувства, он спросил по-деловому:
— Достаточно ли хорошо охраняются сокровища в храме?
Жрец мягким жестом подцепил его под руку и повел к приземистому строению, прилепленному к внутреннему забору:
— Уверяю вас, господин помощник писца кебнета, ничто в этом городе не является таким же непреступным как сокровищница бывшего храма Амона. К тому же сохранение чужих богатств в подземельях храма теперь единственный источник дохода для всех, кто раньше служил Амону. Вы думаете, мы станем относиться к своим обязанностям с пренебрежением?
— То есть храм теперь превращен в хранилище? — уточнил Гормери, ожидая подвоха от жреца враждебного храма.
— Великий царь Неферхепрура Эхнатон, да будет он жив, здрав и невредим, великой милостью своей позволил нам использовать стены храма на свое усмотрение. Конечно, только после того, как мы доказали свою преданность новому богу Атону. Зримое светило не нуждается в огромных зданиях и потаенных обрядах. Наоборот, он свет наш и радость. А старые постройки, ненужные Атону, мы используем для своих нужд. Мы сохранили школу писцов и врачевателей, мы все еще собираем неплохие урожаи фруктов, наша пасека лучшая в городе, в наших мастерских по-прежнему работают лучшие городские ремесленники, а в нашей сокровищнице любой горожанин может хранить свое добро за небольшую плату.
Да, теперь может. А раньше в этих золотых подземельях лежало столько золота и серебра, сколько даже у царя не было. За многолетние милости, которые сыпались на храм Амона с воцарения родоначальника династии Великого царя Джосеркара Аменхотепа, влияние жрецов и величие бога Амона неуклонно росло.